— Верно, — ответил он наконец, даже не пытаясь изобразить энтузиазм.
Еще несколько секунд Джеймс пристально смотрел на сына, затем сдвинул очки на лоб.
— И приехал спросить, почему же ты несчастлив.
Дейв был так поражен, что даже ответить не смог — просто молча уставился на отца. Ничего подобного он не ожидал.
— Что ж, раз ты проделал такой далекий путь, давай поговорим. — Джеймс сочувственно улыбнулся. — Видишь ли, сынок, все очень просто.
Дейв не понимал, почему не может просто прекратить этот разговор, попрощаться и уехать. Любой разумный человек на его месте, несомненно, так и поступил бы. Но, к величайшему изумлению и ужасу Дейва, из уст его не вылетало ни звука. Что это значит? Что за власть, черт возьми, имеет над ним — всесильным магнатом — жалкий нищий старик?
Дейв плотно сжал губы. Ну нет, он уже не мальчишка, он взрослый человек и не позволит читать ему нотации!
— Не глупи, отец, — резко ответил он. — Разумеется, я счастлив — как все.
Джеймс задумчиво кивнул.
— Скорее уж несчастен, как все.
Дейв нахмурился. С губ его уже готово было сорваться очередное «не глупи!» — но Джеймс, подняв руку, заставил его умолкнуть на полуслове.
— В детстве ты думал, что деньги решают все. Теперь ты богат, сынок, и богат уже не первый год. У тебя было время узнать, можно ли купить счастье.
Вспомнив о собственных размышлениях на крыльце, Дейв прикусил язык. В самом деле, состояние он скопил, а вот счастья купить так и не удалось. Может быть, стоит послушать, что скажет отец?
— Мы с твоей матерью, — негромко продолжал Джеймс, — всю жизнь помогали тем, кто нуждается в помощи. А ты строишь свою жизнь на чужом несчастье. — Протянув руку, он ласково потрепал Дейва по плечу. — Подумай, сынок, не пора ли от разрушения перейти к созиданию?
Дейв фыркнул — недоверчиво и презрительно, — но в самом этом звуке слышалась подавленная грусть. Что, если отец прав? Но он тут же усмехнулся над собственной ребяческой мыслью.
— Как его зовут? — спросил он вдруг, переведя взгляд на хромого пса.
— Не знаю, сынок. Я подобрал его полуживого недели две назад. Как-то еще не удосужился дать ему имя.
Дейв поднял глаза.
— Папа, тебе никогда не бывает одиноко? — И поразился собственному вопросу.
Джеймс отпил кофе.
— Нет, сынок. У меня есть друзья. И всегда есть чем заняться. А еще, — он бросил взгляд на выцветшую от солнца стену, где висела фотография матери Дейва, — а еще у меня есть хорошие воспоминания. Мне кажется, ты уже начал кое-что понимать, сынок. Счастья не купишь за все золото мира. Истинное счастье приходит только тогда, когда ты что-то создаешь своими руками. — Он бросил на сына проницательный взгляд. — И еще — когда есть рядом тот, кто может разделить твое счастье.
— Таких, как она, мало, — глухо ответил Дейв, не сводя глаз с портрета матери.
— И все же такие бывают, — мягко ответил Джеймс. — Когда ты встретишь ту, которая предназначена для тебя, ты сразу ее узнаешь.
Только не в этой жизни, мысленно возразил Дейв. Любовь, поцелуи при луне и прочая слезливая чушь — все это не для меня. Кто любит — уязвим; уязвимость — это слабость, а я научился не давать воли слабостям. Ни в бизнесе, ни в личной жизни — нигде и никогда!
— Гм…
Джеймс снова вгляделся в лицо сына. Поёжившись под его проницательным взглядом, Дейв резко встал, отошел к окну и невидящим взглядом уставился на высокие сосны.
— Понимаю, — проговорил Джеймс. Дейв сосчитал до десяти. Очень медленно.
Очень старательно. И только после этого позволил себе обернуться.
— И что же ты понимаешь? — поинтересовался он, мысленно негодуя на себя за то, что хочет услышать ответ.
Ты несчастлив, потому что нашел ее — а потом позволил ей уйти.
Медленно, неохотно зима уступала место весне.
В особняке Бенедиктов появился новый обитатель. Когда сэр Эдмунд покинул больницу, выяснилось, что идти ему некуда: вместе с постом директора корпорации «Бенедикт» он лишился и лондонской квартиры, принадлежавшей компании. Узнав, что больному старику негде жить, Грейс возблагодарила судьбу за то, что сумела сохранить для него семейное гнездо. Она перевезла в особняк его вещи и, несмотря на недовольство тети Хетти, осталась, чтобы ухаживать за свекром.
Сэр Эдмунд по-прежнему рычал на нее, словно раненый медведь, но Грейс понимала: его враждебность — лишь способ справиться с невыносимым горем. Пройдет время, и он смирится с потерей сына. Старик больше не пил, и Грейс следила за тем, чтобы он правильно питался. Со временем она начала замечать, что горе его смягчается, в нем возрождается интерес к жизни. Однако, чтобы полностью оправиться от удара, сэру Эдмунду не хватало работы; ему нечем было занять себя, и мысли его постоянно возвращались к трагической гибели сына.
Читать дальше