Кристина Роуз: Сахар и перец

Алекс дрожала, желание стало почти болезненным.

Руки скользнули по коже и нащупали впереди застежку ее бюстгальтера. Он расстегнул ее и развел кружево в стороны. Она выгнулась навстречу ему.

Сильные мужские руки скользили по животу, по бокам, пальцы обводили, едва касаясь, контуры груди. Само прикосновение делало желание напряженнее, жарче, сладостная боль становилась все сильнее и сильнее.

Алекс дрожала, бормоча его имя. Рука опустилась к ее джинсам, и он начал их расстегивать, а она взялась за его футболку, мокрую, прилипшую к телу, и попыталась потянуть ее вверх. Ткань с трудом поддавалась, и Роб помог ей стянуть футболку.

Рука ласкала ее живот, проводя чувственные круги, а его губы в это время прильнули к ее груди. Он ласкал языком сосок, а потом втянул его в рот.

Его пальцы нашли горячую влажность между ее бедер и скользнули туда.

Роб быстро встал и сбросил одежду, стянул одежду с нее и устроился рядом. Горячая кожа. Напряженные мускулы. Он был словно из стали в противоположность ее мягкости.

— Я люблю тебя, Алекс, — нежно сказал он. Он лег между ее ног и вошел в нее.

— Я хочу показать тебе каждым движением, как люблю тебя, — хрипло произнес он.

Она хотела возразить, сказать ему, что не хочет это слышать. Ей не хотелось лжи сейчас, чувствуя себя так близко к нему.

— Я люблю тебя, Алекс.

Алекс хотела заткнуть уши. Она не могла слушать, но слова звучали с каждым движением. Входили в нее вместе с его желанием. И она обнаружила, что открывается, отпирает двери и отбрасывает барьеры, пока не поняла, что он проник в ее сердце, а его слова любви были уже там.

Ощущения закружили ее в водоворот, смешиваясь с желанием. Его слова звучали в ее ушах и в сердце, когда ее тело выгнулось навстречу ему и они вместе достигли вершины наслаждения.

Роб первым открыл глаза и нежно поцеловал ее. Он отдал себя ей. Он открыл ей свое сердце и пригласил войти туда. И она вошла. Он чувствовал ее желание всей душой.

Он перекатился на бок, крепко сжимая руки, чтобы не выпустить ее из объятий. Ее волосы упали на его грудь, глаза были закрыты, губы все еще касались его кожи.

— Я люблю тебя, Алекс, — прошептал он снова, только чтобы услышать слова.

На ее лице отразилось замешательство, и она приподнялась, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Не говори этого сейчас, Роб. Я… Мне нужно время.

— Время для чего?

— Чтобы вернуться на землю.

Роб чувствовал, что он не хочет возвращаться на землю.

Алекс повернула лицо к его груди и поцеловала. И еще раз поцеловала. Даже если она проживет сто лет, то никогда не забудет этого.

Завтра, когда он уйдет, будет в тысячу раз хуже, чем в прошлый раз. В прошлый раз он не говорил о любви. А на этот раз он не только говорил, но заставил ее поверить ему.

Алекс опустила голову. Какой она была дурочкой, не подозревая, что существует такое. Ради этой единственной ночи она поверила в любовь и близость — почти невыносимую близость. Она поверила в романтическую любовь, и она поверила в Роба.

И не важно, как плохо ей будет завтра, ей будет что вспомнить.

— Теперь я могу сказать?

Алекс подняла свои огромные серо-голубые глаза.

— Я люблю тебя, Алекс.

Ее зрачки сузились, и она опустила глаза.

— Я знаю, что ты говоришь это ради меня. — Ее хрипловатый голос звучал сдержанно. — Но для меня на самом деле было бы лучше, если бы ты этого не делал.

— Ты не хочешь, чтобы я говорил, что люблю тебя?

— Именно так.

Холодное оцепенение охватило его грудь.

— Потому что ты… не любишь меня?

Боже, как это больно. Он был так уверен.

На ответ ей потребовалась целая вечность.

— Разве мы обязаны говорить об этом? — Ее вопрос ускользал от его понимания.

— Обязаны, и чертовски откровенно.

Он резко сел, напряжение требовало хоть какого-нибудь действия. Она тоже поднялась, но медленнее. Так медленно, что казалась измученной или раненой. Натянула простыню себе на грудь и скрестила руки. Облизнула губы. Откашлялась.

Роб готов был выпрыгнуть из кожи. Когда же прозвучит ответ?

— Я знаю, это трудно — объяснить разницу между желанием и любовью, — осторожно начала она.

Нет, нетрудно. Они такие же разные, как солнце и снег. Никто не сможет спутать эти два чувства, подумал Роб. Разве только… разве только Алекс могла. Оцепенение становилось тяжелее, расползалось по телу.

— И иногда, когда желание становится очень сильным, может показаться, что это любовь. — Она помолчала. — Но это не так. А я не хочу делать вид. Если то, что ты чувствуешь, — всего лишь влияние гормонов, то пусть так и будет. А я не хочу, чтобы ты называл это любовью, думая, что мне от этого станет лучше.