Лилия Подгайская: Битва за любовь

– Быстрей, – прошептал Родерик, – уходим.

И они двинулись вниз по склону лощины. Осторожно, чтобы не стукнул камень под ногой, не затрещала ветка. Потом начался подъём. Он был куда трудней, но вскоре к ним потянулись сильные руки и помогли сделать последние шаги. Здесь их ждали остальные воины, а невдалеке паслись кони. Люди устремились под сень спасительного леса.

Передохнув несколько минут, стали собираться в дорогу. Для Филиппы была припасена запасная лошадь, чтобы она могла ехать самостоятельно. Так будет быстрее. Наездница она отличная. Отряд уже был готов в путь, когда всех удивил Родерик.

– Я думаю, что нам нельзя возвращаться тем же путём, что мы пришли сюда, – проговорил он, глядя то на Рори, то на Майкла, – нам будет трудно уйти от погони. А за нами пойдут именно на запад. Поэтому мы должны обмануть их и двинуться совсем в другую сторону. Путь будет дольше, но зато мы избежим столкновения с воинами де Бриера.

С ним, подумав, согласились. И обратная дорога пролегла через Лестершир и Стаффордшир. Зато до Эндлгоу добрались без происшествий.

Их заметили издалека. На крепостную стену вывалили почти все воины замковой охраны. Они громко кричали и приветственно размахивали оружием. Ещё бы! Их молодой лорд, живой и невредимый, возвращался к ним. А рядом с ним скакали всеобщая любимица Филиппа и верный друг наследника замка Майкл Хоуп. Было от чего прийти в неистовство. Срочно послали гонца к лорду Мюррею.

Ранальд был ещё слаб после полученного ранения. Он потерял слишком много крови и, к тому же, рана воспалилась. Казалось бы, стрела – не копьё, на ней не может быть столько грязи, но, видимо, скаредные де Бриеры использовали свои стрелы по много раз, не удосужившись даже очистить их от налипших остатков. Во всяком случае, Ранальду эта злосчастная стрела принесла не только ранение, но и тяжёлое воспаление. Пять дней и ночей он был между жизнью и смертью, метался в горячечном бреду, выкрикивая различные имена и команды. В его воспалённом сознании всплывали то битва в далёком шотландском селении, когда полегли все, кто был ему дорог, то сражение под Пуатье, то другие эпизоды его походов с принцем Эдуардом. Иногда он звал его, называя не просто господином, но другом. И тогда сердце Лорен, не отходившей от мужа ни на минуту, обливалось кровью за него. Верный своему слову Ранальд был предан принцу бесконечно, он действительно готов был жизнь отдать за него, как поклялся когда-то королю Эдуарду в её присутствии. Но принц предал его, отказался от верного сподвижника, защитника и друга в угоду вздорной женщине, не знавшей предела своему тщеславию. Но когда в своих горячечных метаниях Ранальд говорил о ней, на глаза Лорен всегда набегали слёзы, и она даже не пыталась их сдержать. Этот гордый, свободолюбивый и непреклонный шотландец становился таким ласковым и нежным, говоря о ней, что сердце немного щемило от такой любви. Его губы, произносившие её имя, становились на удивление мягкими, теряли свои чёткие контурные очертания, и трудно было поверить, что они способны произносить слова команды и грубые солдатские шуточки. Метавшийся в бреду Ранальд звал её, а Лорен была готова отдать ему всю свою кровь, капля за каплей, лишь бы сознание и сила вернулись к нему. Иногда её ненадолго сменял у постели раненого верный Эндрю. Ему она доверяла, но больше никого не подпускала к обессиленному и горящему в огне лихорадки мужу.

Однако сейчас лорд Эндлгоу уже поднялся на ноги. Он был всё ещё очень бледен, сильно исхудал, но уже мог ходить самостоятельно. Жена усадила его в кресло у очага в главном зале, сама встала рядом, и они сверкающими от нетерпения глазами смотрели на дверь, ожидая своих детей. Эндрю же не выдержал и, забыв о солидности, которой требовало от него его положение командира замкового гарнизона или, как говаривал, посмеиваясь, лорд Гросмонт, герцог Ланкастер (светлая ему память!), сенешаля Эндлгоу, бегом кинулся во двор. Там он и встретил въехавших в ворота всадников. Окинул нетерпеливым взглядом всех троих – все ли целы, здоровы? Все трое дорогих его сердцу людей были на вид здоровы, хотя исхудали и побледнели, крайнее утомление читалось на лице у Филиппы. Бедная девочка! Что ей пришлось перенести, знает лишь один Господь. Но сейчас нужно поскорее обрадовать заждавшихся родителей. И он, бегло улыбнувшись сыну, повёл их всех в зал донжона.

Увидев сидящего в кресле отца, бледного, исхудавшего, но живого, Рори не смог сдержать слёз радости. Он кинулся к нему, упал на колени перед знакомым с детства креслом и припал губами к руке отца.