Элеонора Гильм: Искупление [litres]

– Заходи. – Аксинья отперла незаметную калитку, что соединяла дворы Вороновых и Пырьевых. Вечность назад. Никто калиткой теперь не пользовался, кроме Тошки, который иногда проскальзывал в избу Вороновых.

– Проходи, Марфа. – Аксинья не звала соседку в дом, указала на скамейку, недавно чищенную Матвейкой от снега.

– Дай зелье какое… чтобы от тягости избавиться.

– Ты брюхата? – Аксинья застыла в удивлении.

Марфа Макеева, овдовевшая лет пятнадцать назад, казалось, не способна была стать матерью. Деревенские бабы разносили когда-то слухи о ее ночных гостях. Многие из еловских мужиков побывали в объятиях пышногрудой Марфы, и муж Аксиньи Григорий, возможно, был в их числе. С Гошкой Зайцем Марфа жила уже второй год, и такой подарок…

– Брюхата я, уже месяца два как поняла. – Волглые серые глаза подернулись влагой. Марфа зашмыгала и вытерла широким рукавом нос.

– Радуйся, мужу-то сказала?

– Что ему говорить…

– Сдурела ты, что ль? – не думала Аксинья, что будет таким тоном говорить со злоязыкой Марфой.

– Да никто Зайцу не нужен, окромя змеи…

– Кого? Да говори ты толком, нет времени у меня загадки твои разгадывать!

– Ульянка, змея… Она все… И из могилы тянет его к себе… Каждую ночь зовет ее…

– Не забыл еще первую жену, крепко он ее любил…

– Так говоришь, будто не строила она козни против тебя…

– Померла Ульяна, и не нам судить ее за грехи. Много она зла мне сделала, и то правда.

– Не верю я Зайцу, не нужна я ему, и ребенок мой поздний.

– Неужто ты не хочешь родить?

– И хочу, и боюсь.

– Марфа, всякую околесицу собираешь. Ты скажи мужу толком, расскажи, что печалит тебя. Он мужик хороший, поймет. Отправь Гошку в церковь молиться… Иль ко мне, я травки дам, чтобы успокоился он. Да и все у вас ладом будет.

– Аксинька… – Марфа порывисто прижала ее к себе. – Большая моя благодарность к тебе.

– Да полно, иди. – Знахарка смотрела на погрузневшую Марфу, осторожно пробиравшуюся по снегу.

Причудлива судьба.

Марфа стала женой Зайца, понесла от него и теперь доверяет тайны свои Аксинье. Как когда-то Ульянка.

От обеих можно ждать любой пакости. Только Ульянка, Рыжик, уже сотворила все возможные козни против крестовой подруги. Как ей на том свете? Аксинья перекрестилась. А Марфа тут, рядом… И мечется, не знает, что делать с пузом своим.

– Матвейка! – Аксинья окликнула выскочившего на крыльцо парнишку. – Воды с колодца принеси.

Поднимаясь по скрипучим ступеням крыльца, она услышала громкий плач Софьи и хныканье дочки.

– Горееее… Хворь на детей напала, Аксинья. Посмотри на Ваську, на Нютку. – Софья в слезах убаюкивала сына.

Вся мордочка Васятки усыпана красными бляшками, у дочки уже тельце пошло волдырями.

– Хворь, что ветер приносит… Не кричи, Софья, не пугай детей.

– Найденыш ваш принес заразу! Он, он все! – причитала та, крутила сына, как тряпичную куклу.

– Матвейка, иди ко мне. – Аксинья сняла с испуганного парнишки тулуп и рубашку, оглядела костлявое тельце.

– Вот и вот… Он переболел уже давно, выбоинки остались.

– Не может быть… Он, он это…

– Нет, Софья. Кто-то другой. Но сейчас по деревне пойдет. Для детей хворь эта – безделица, а взрослого может уморить.

– Ты перенесла в детстве, – откликнулась с печки до того молчавшая Анна. – Можешь не бояться. Гречанка, помнится, говорила…

– Да я ничего уже не боюсь, – устало улыбнулась Аксинья.

Несколько дней бабы не спускали глаз с детей, протирали волдыри водным настоем, поили бульоном. Когда они отвлекались на хозяйственные заботы, Матвейка брал на себя уход за детишками.

– Не зря голодранца взяли. – Из уст Софьи слова звучали наивысшей похвалой.

В следующие недели для Аксиньи нашлось много дел – по еловским домам пошла ветряная хвороба. Старая Маланья чуть не ушла на тот свет и лишь усилиями знахарки выкарабкалась.

– Мать, Аксинью-то поблагодари, – напомнил Семен, жадно следя за быстрыми движениями Аксиньи, протиравшей выболевшие пятна на лице и теле старухи.

– Что ее, ведьму, блаходарить… Могла бы – уморила меня. Да Бог хранит. – Упрямая старуха не сдавалась.

Семен усмехнулся и протянул Аксинье горшочек, закрытый куском бересты. Аксинья отодвинула крышку, вдохнула терпкий, летний запах пчелиного клея – узы [7] Уза – прополис. .

– Вот спасибо, Семен, редкое средство.

– Долго я его собирал, по крупицам. Тебе надобно…

– Многим поможет… Спасибо. Пойду я, Семен.