Лана Ланитова: Милкино счастье

– Я стесняюсь… Можно я пока надену рубашку?

– Конечно, можно. Хотя, твоя нагота… она сводит меня с ума. Ты – само совершенство. Я принесу нам еще шампанского, – он встал с кровати.

Послышалось легкое шипение и плеск. Через секунду перед ее глазами вновь оказался бокал.

– Пей, моя Афродита. Нет на свете женщины, прекраснее, чем ты.

Она снова пила, и снова были поцелуи.

– Обожди любимая, я схожу в кабинет и принесу тебе несколько своих альбомов. Там есть довольно интересные картинки. Ты должна это увидеть.

Он вышел из спальни в коридор и вскоре вернулся. В смуглых руках покоилась стопка довольно объемных, бархатных фолиантов.

– Так, эти три мы пока отложим. Эти потом, потом. Их пока рано тебе смотреть. А эти два мы будем изучать сегодня, – он загадочно улыбнулся.

Сначала он открыл перед ней розовый альбом. На его страницах были изображены обнаженные женщины. Здесь были блондинки и мулатки, брюнетки и рыженькие. В интерьерах спален и гостиных, в пышных будуарах, и на природе – всюду, рядом с обычными бытовыми предметами, словно живые цветы на морозном снегу, также нелепо и беззащитно выглядели эти нагие жрицы любви. Художник настолько искусно изобразил все детали их беспомощных тел, что Мила невольно вспыхнула и отвернулась. Краевский засмеялся, пальцы нежно взялись за ее подбородок, он поцеловал Людочку в ушко и развернул ее лицо к себе. Ей было стыдно от чужой наготы, но вместе с тем глаза прирастали к этим рисункам, не в силах найти более достойных объектов лицезрения. Все повторялось, как тогда. Когда более часа она не могла отвести своего взгляда от случайной уличной оргии, возле купеческих развалин…

– Давай сядем удобнее, я откину полог, чтобы свет от жирандоли падал на рисунки. Я должен тебе многое показать. Мила, я не просто твой возлюбленный, я, как ты знаешь, служу в отделе образования при Губернской земской управе. Ранее я преподавал историю, литературу, педагогику, и немного дидактику. Я знаю, что в гимназиях не преподают курс физиологии полов, и не раскрывают интимные тайны их взаимоотношений. Увы, но девочки из бедных семей познают эту науку из пагубных примеров улицы, или из рассказов своих старших подруг. Девушки же из дворянского сословия оказываются в еще менее гуманной ситуации. Многие из них даже не подозревают о том, что ждет их в первую брачную ночь. И когда муж накидывается на них, словно животное, дабы воспользоваться своим супружеским правом, они считают, что попали в руки к злодею, либо, что их благоверный сошел с ума, – Краевский рассмеялся. – И вместо наслаждения близостью, бедняжки испытывают глубокую психическую травму, а заодно с ней и физическую. Ибо так устроена природа. Конечно, проходит время, и они постепенно постигают, что к чему, привыкают. Но иногда эта травма мешает им раскрыться как женщинам, во всей полноте физического естества. Я желаю на время побыть твоим учителем. Ты позволишь?

Она смущенно кивнула.

– Итак, что мы здесь видим? Это – обнаженные фигуры женщин. Их груди полны и томятся в желании. Разве нет? – он наклонился и нежно сжал грудь Людмилы. – Цветик мой, сними же и ты рубашку. Я хочу трогать тебя везде. Трогать и наслаждаться.

Она послушала его. Он нежно сжимал ее соски, наклонялся и целовал их длительными поцелуями. Затем, пролистав несколько страниц, они увидели изображения женщин с раздвинутыми ногами. На этих рисунках обнаженные лежали с поднятыми кверху коленями, приседали, раздвигали ноги стоя. Были даже и такие, где бесстыдницы помогали себе руками. Их пальцы натягивали срамные губы так, что обнажался клитор и мягкая вульва.

Мила снова вспомнила купеческие развалины и ту, истерзанную развратом… пи*ду.

Она внутренне съеживалась от этого названия. И ни за что бы, не произнесла его вслух, перед графом. Это было совсем неблагородное слово и звучало оно не на латыни, коей любил оперировать Анатоль. Это было русское и матерное слово. Но отчего то, когда она слышала его отрывистый и звенящий звук, ею овладевало чувство необъяснимого волнения и какого-то странного ощущения органичности именно этого названия. Да, это место и должно называться именно так, а не иначе. Но она молчала, не в силах признаться в том, что её язык мечтал произнести это слово, а уши мечтали услышать.

А далее граф показал ей коллекцию уже не картинок, а фотографических изображений.

– Видишь Мила, эти снимки я купил во Франции. Они очень дорогие. Тебе они нравятся?