Эмма Драммонд: Прозрение

Она одержима злыми духами, в этом нет сомнения. Ее собственный народ отвернулся от нее, души Упы и Франца отреклись от нее. Пит назвал ее шлюхой, предательницей. Ей ничего не остается, как карабкаться задом наперед и встретиться с поджидающими ее копьями.

Она стояла неподвижно и слышала отзвук его голоса из давнего-давнего дня.

«Это не выбор, это—гибель. Если человек ступил в ущелье Чертов Прыжок, он погиб, что бы ни случилось».

«Как печально это звучит».

«Так и есть».

Она повернулась и начала восхождение.

Молодой лейтенант, который привел свою группу к усадьбе Майбургов, прибыл из Англии недавно, но он читал о событиях, разыгравшихся здесь ранее в этом году. Конечно, он не одобрял гибели английского солдата, но сжигать жилые дома, по его мнению, – это варварство. Старший офицер, пославший его сюда, сделал это, чтобы познакомить новичка с реалиями на редкость жестокой войны.

Солдаты, составлявшие группу, которая должна была сжечь дом, воевали уже давно. Закаленные в боях, они считали, что бурская девушка—владелица усадьбы—получит по заслугам, отправившись в лагерь к другим женщинам. Женские языки способны нанести гораздо более серьезные раны, чем любое оружие.

Был день в начале декабря, и жара стояла ощутимая. Мужчины ехали вяло и кляли солнце, так часто бывшее их врагом при самых разных обстоятельствах. Они хотели бы вернуться домой, на милый остров, где их ждали пышущие здоровьем жены и розовощекие детишки. Они начинали с чувства терпимости по отношению к врагу, но теперь буры были мертвы и уже не могли оказать никакого сопротивления.

Если бы полгода назад они признали поражение, каждый их этих людей был бы счастлив пожать им руки. А теперь, хоть и не одобряя этого, они вели ту же грязную игру в этой нелепой войне. Эти придурки, потрясающие Библией, верят в закон «око за око», так пусть и получают.

До усадьбы было далеко, а когда солдаты подъехали ближе, лейтенант приказал им двигаться с осторожностью. Все казалось тихим, но они могли легко попасть в засаду, подготовленную отрядом, обычно использовавшим эту усадьбу. Они увидели крепкий дом, выстроенный на манер голландских, с особым вниманием к деталям. Хозяйственные постройки тоже были каменные и вместе с домом составляли приятную картину, не в пример ветхим строениям, которые они видели в вельде.

Все было неподвижно, только слегка волновалось кукурузное поле да проскакивали какие-то маленькие зверьки. Люди не могли не отметить, что эта страна, которую они так часто ругали, была исполнена дикой, живой красоты, а усадьба, подобная этой, могла бы стать раем на земле, не будь она так удалена от цивилизации.

Предосторожности не понадобилось. Они въехали во двор и поняли, что место брошено. И только старый туземец копал какую-то грядку. Он сказал, что должен оставаться рядом с хозяином, и указал на могилу в тени деревьев. Остальные ушли.

Они стали над ним подшучивать, как делали со всякими, кого не понимали, но он продолжал копать и не обратил внимания на то, что они вошли в дом.

Теперь, когда они добрались до места, момент начала поджога оказался трудным. Все помещения были убраны и сверкали чистотой, топчаны-кровати были застелены. Занавески, казалось, только что были выстираны, у очага лежали дрова. На крючке висело пальто, под ним стояли новые сапоги. Из кармана пальто торчала трубка.

Хетта Майбург ушла, как сказал туземец. Они ничего не понимали. Какой смысл вложила женщина в свои действия, когда вымыла все от пола до потолка, зная, что его сожгут? Они почувствовали себя неловко: их предстоящее дело предстало перед ними в еще более неприглядном свете, чем раньше.

Внезапно решение принял капрал. Он повернулся к офицеру и спросил, можно ли начинать. Юноша выглядел бледным, но рассеянно кивнул.

Мебель занялась быстро, и вид огня придал людям решимости, которой им недоставало. Чувство, что отсутствующая девушка долго обдумывала свой последний удар, когда, готовя дом к сожжению, мыла и чистила его, было подавлено ощущением творимого возмездия. Скоро они уже обрывали занавески, выбивали прикладами стекла, срывали со стен полки. Некоторые безуспешно пытались разломать кресло-качалку, но оно было сделано настолько прочно, что они бросили его в огонь целиком и издали победный клич, когда языки пламени начали лизать его. Все, что можно было донести, летело в потрескивающую груду—оказалось, что Хетта Майбург ничего не взяла с собой.