Кристина Додд: Мой верный рыцарь

Генрих застыл на мгновение и затем медленно повернулся к своему кузену.

– А ты на личном опыте в этом убедился?

Своим отвратительным тоном, растягивая слова, Осберн ответил:

– Личный опыт в отношении леди Элисон означал бы…

– Смерть, – перебил его король. – Я убил бы каждого, кто посмел бы лишить невинности прекраснейшую из всех англичанок.

Осберн не шевельнулся, только глаза его перебегали с короля на Элисон и обратно. Тут Элисон догадалась, что желание оскорбить ее было настолько велико, что заставило Осберна забыть о границах приличия и рискнуть навлечь на себя недовольство короля. Хотя Осберн и был старше Генриха на пять лет, но Генрих был королем, и теперь Осберну придется выпутываться из ситуации, в которую он попал. С изяществом, отличавшим каждое его движение, он отвесил поклон Элисон, адресуя его в то же время как бы и королю и всем присутствующим.

– Без сомнения, леди Элисон достойна украшаться символами чистоты, подобающими самой Деве Марии, и я бы сразился со всяким, кто намекнул бы на противное.

Король как будто довольствовался этим извинением, но не Элисон. Она берегла свою репутацию как святыню, а теперь, из-за одного краткого посещения королевского двора, ее имя будет на устах у всех сплетников. Простое извинение не может смыть это пятно.

Но она прошла слишком хорошую школу, чтобы тратить время на сожаления о том, чего нельзя поправить. Она сдержанно отвечала королю:

– Вы предлагали мне в мужья пятерых, монсеньор, но мои требования к будущему супругу просты. Они не изменились за годы моего вдовства. Я веду свой род от королей, так что мой муж должен быть благородного происхождения. Я богата, и мой муж тоже должен быть человеком состоятельным. Я посвятила себя сохранению моего богатства и моего положения, и мой муж также должен сознавать свой долг. Я испытала этих богатых и благородных людей, чтобы убедиться, подойдут ли они мне в мужья. Они не выдержали этого испытания, но Саймон, граф Гудни, докажет свое благородство настойчивостью и постоянством. Благодарю вас, монсеньор…

Ее прервали торопливые шаги. Элисон еще не успела увидеть его, но услышала его гнусавый голос:

– Остановитесь! Остановитесь, монсеньор! Я отказываюсь! Я не женюсь на этой женщине.

Эта безмозглая женщина уже уехала, уехала без него!

Дэвид стоял в общей зале «Поющего петуха», кляня всех женщин на свете и в особенности Элисон Сент-Джордж. Он убедился на опыте своей семейной жизни, что все они идиотки, но вчера Элисон вела себя как нормальный разумный человек. Как мужчина.

Теперь же деньги были у него в кармане, а в услугах его не нуждались.

Что ж, если он ей не нужен, он за ней гоняться не станет. Правда, она назначила встречу на рассвете, а сейчас солнце было почти уже в зените. Но должна же она была понимать, что, если человек выпил столько, сколько ему случилось выпить накануне, ему нужно было время, чтобы проспаться. Как он мог явиться к этой глупой женщине с больной головой? Он оказал ей услугу, отказавшись утром расстаться с подушкой. Разъярившись, он перекинул ногу через скамью у стола и заорал:

– Хлеба!

Девушка поспешила подать ему хлеб, в то время как ее отец, хозяин «Поющего петуха», наблюдал за ней с одобрением.

– Не понадобится ли вам еще что-нибудь кроме хлеба? – спросил он. – У нас есть отличная тушеная оленина.

Дэвид огляделся вокруг. Леди Элисон останавливается только на лучших постоялых дворах, иначе и быть не может. Какая-нибудь темная вшивая конура не для нее.

– Подавай, – проворчал он. – И хорошего сыра.

– Сию минуту, сэр. – Хозяин сам принес сыр, а его дочь – миску с олениной. Он внимательно осмотрел сэра Дэвида с головы до ног. – Годрик, хозяин этого заведения, к вашим услугам, – представился он. – А вы сэр Дэвид Рэдклифф?

Стало быть, его еще помнят в народе. Дэвид было приосанился, но Годрик тут же добавил:

– Вы наемник леди Элисон?

Ложка в руке Дэвида замерла на полпути корту.

– Наемник леди Элисон? – Он хватил ложкой об стол и поднялся. – Наемник леди Элисон? Я сам себе господин и не принадлежу никакой женщине. – Гневно озираясь вокруг, он увидел, как съежилась от страха девушка, и униженно заломил руки Годрик.

– Конечно, сэр. Это я по глупости, сэр.

– Так-то лучше. – Дэвид собрался сесть, но внезапно обнаружил, что, вставая, опрокинул скамью и едва было не плюхнулся на пол.

Годрик подбежал и поднял скамью, все время приговаривая себе под нос: