Маргарет Барнс: Леди на монете

– Я точно не могу сказать, не знаю… Может быть, несколько месяцев или год…

– Если через год вы не вернетесь, я поеду к вам. И никакого значения не имеет, что путешествие трудное и опасное.

Фрэнсис смотрела на мужа со слезами на глазах.

– Вряд ли потребуется так много времени. Как только выяснится, что Дания против этого союза, никто не сможет переубедить их. Я буду так рваться к вам, что им не удастся втянуть меня в длительные переговоры. Разве мог бы быть у меня лучший стимул, чем возвращение к оставленному здесь счастью?

– Мне было бы легче, если бы я меньше нуждалась в вас и меньше тревожилась, – вздохнула Фрэнсис.

– Но как я был бы несчастлив, если бы это было именно так! Как мог бы я оставить вас, думая о том, что мое место может занять другой?

– О, на этот счет у вас не должно быть никаких сомнений. Никто не интересует меня. И если я и оказываю кому-то внимание, то это не более, чем игра. Как говорят жители здешней деревни, я положила все яйца в одну корзину!

– Постарайтесь порадоваться тому, что наконец мне представилась возможность доказать, что я чего-то стою. Потом могут быть и другие назначения, но я надеюсь, что мне не придется уезжать так далеко от вас.

– Откуда вы знаете? Следующий раз это может быть Сибирь, и даже Дания покажется уже не такой страшной. Я почему-то думаю, что вам там не понравится. Наверное, Шекспир очень правильно изобразил Данию в «Гамлете»: мрак и месть.

Леннокс посмеялся над ее непоследовательностью, но потом снова стал серьезным.

– Старые дела, любовь моя. Дело не только в том, что меня удостоили этой чести, но и в деньгах, которые помогут нам расплатиться с долгами и жить спокойно. Но это я полностью доверяю вам, потому что вы так же хорошо умеете беречь деньги, как я – сорить ими.

– У меня нет никакого желания бросать деньги на ветер, – ответила Фрэнсис. – Какие развлечения я могу устраивать без вас? Какой смысл мне покупать новые наряды, если вас нет рядом и вы не можете увидеть меня в них?

Все-таки Фрэнсис удалось немного справиться со своим мрачным настроением, и по мере того, как проходили дни, Леннокс стал более спокойно относиться к своему предстоящему отъезду, хотя мысль о том, что он должен расстаться с женой, была невыносима для него.

Наконец-то Карл признал его заслуги и способности, к которым Леннокс пытался привлечь его внимание с самой своей женитьбы. Фрэнсис знала, что, если бы он согласился ограничить свои интересы ею самой, Кобхемом и шотландским имением, она бы гораздо меньше восхищалась им. Она не предполагала, что способна заполнить всю его жизнь, и не была столь эгоистичной, чтобы рассчитывать на это. Она всегда считала, что мужчины должны быть тщеславными и стремиться реализовать себя, а ей было так же необходимо гордиться им, как и любить его. Поэтому, отбросив все мрачные мысли и пересилив собственную печаль, Фрэнсис старалась сделать все, что только могла, чтобы помочь мужу собраться в дальнее путешествие и радоваться тому, что казна оплачивает все его немалые расходы, чтобы по прибытии в Данию он мог произвести хорошее впечатление.

Леннокс заказал у своего портного новую одежду, которая должна была быть сшита по последней моде, причем, многие вещи были с мехом, что соответствовало суровому датскому климату. У него была блестящая свита, включая и нового для Леннокса человека, Георга Хеншау, которому предстояло стать советником, секретарем и управляющим посольства.

Хеншау, который и раньше исполнял в посольстве те же обязанности, поначалу весьма скептически отнесся к назначению на столь высокий пост аристократа, принадлежащего к королевской семье, и приготовился воспринимать его как чисто декоративную фигуру. Однако он вынужден был изменить свое мнение еще до их отплытия в Данию, благодаря той энергии, которую демонстрировал Леннокс, но Хеншау считал, что трудности, с которыми они там неизбежно столкнутся, заставят его изменить свое отношение к этому назначению.

Карл всячески поддерживал энтузиазм Леннокса, поскольку считал его «самым значительным послом, которого когда-либо Англия направляла в Данию». Фрэнсис, у которой никогда не было много денег и которой пришлось научиться разумно тратить их, широко раскрытыми от удивления глазами смотрела на роскошные ливреи для слуг и новые кареты, из которых каждая была предназначена для шестерки лошадей. Карета Леннокса, которой они пользовались, всегда потрясала ее своей роскошью, но и она не шла ни в какое сравнение с каретой, отделанной бархатом, золотом и серебром, с великолепными кистями.