Эллен Марш: Укрощение строптивых

Хью пришел в себя только к полудню на третий день. Его сразу же заставили принять лекарства, которые должны были подавить инфекцию и предотвратить повторный жар, но от этих лекарств у него в голове стало удивительно легко и мысли страшно путались. Сломанные кости срастались медленно, причиняли нестерпимую боль при малейшем движении. Слава Богу, Хью опять заснул и проспал очень долго. Проснулся он на пятый день после того, как Пирс привез его домой. Тусклое зимнее солнце узкой полоской проникало в комнату сквозь неплотно задернутые шторы.

Он открыл глаза и тут же почувствовал сильную боль и ужасную слабость, но голова была ясная. Он отказался принимать лекарства и послал за Гилкрайстом, который уж точно не будет обращаться с ним как с инвалидом. Хью молча выслушал рассказ камердинера о том, что произошло со штурма ворот Роксбери, и уже в конце перебил одним-единственным вопросом:

– А моя жена? Она вернулась? – Гилкрайст закашлялся, потом замолчал. – Так что?

– Нет, ваше сиятельство... – Хью ничего не сказал, тогда Гилкрайст робко добавил: – Мистер Пирс отправился за ней в Лондон, ваше сиятельство. Это было в четверг. Миссис Уолтерс сказала ему, что не видела ее уже три дня, если не больше.

– Боже правый! – воскликнул Хью, приподнимаясь на здоровой руке. – Отсюда до Лондона меньше трех дней пути! Она давно уже должна была вернуться!

– Если это входило в ее планы...

– Что ты, черт побери, хочешь этим сказать?

– Миссис Уолтерс считает, что она отправилась в Индию.

– Считает? Что это значит, черт возьми? Она что, точно не знает? Не могла же Иден уехать, никому ничего не сказав!

– Вы в этом уверены, ваше сиятельство?

Воцарилось молчание.

– Нет, боюсь, не уверен, – наконец отозвался Хью и откинулся на подушки. Он беспомощно закрыл глаза, по горькому опыту зная, что бесполезно вскакивать с постели. Какое-то время он лежал так, потом вызвал Пирса и не перебивая выслушал рассказ конюшего о поездке в Лондон. Губы у Хью сердито сомкнулись, когда он услышал о письме Пратап Рао, во всяком случае, то, что знала о нем миссис Уолтерс. Потом отдал несколько распоряжений и опять уснул.

Проснулся Хью только на следующий вечер. К этому времени гнев и отчаяние в значительной степени улеглись, он испытывал странное тупое безразличие ко всему, и еще он вдруг почувствовал себя ужасно старым. Старым, потому что не может найти в себе силы подняться с постели и помчаться за причудливым своенравным ребенком, который сыграл незабываемую мелодию любви на струнах его сердца и затем просто исчез из его жизни. Иден ушла – в этом он не сомневался – и, судя по словам миссис Уолтерс, уплыла в Александрию, не сказав никому ни слова.

Разумеется, Хью понимал, почему она уехала. Из-за того, что он ей сказал. Он ясно помнил, как обвинил Иден в непростительном легкомыслии, но он имел в виду, что у нее не было права подвергать опасности свою жизнь, лично участвуя в нападении, а она истолковала его слова совсем иначе. Возможно, ей показалось, что он винит ее за свое падение и сломанную руку или за то, что она решила украсть драгоценности Кэролайн Уинтон. Какие бы причины ни двигали ею, было ясно, что Иден приняла решение раз и навсегда положить конец своему беспокойному замужеству и вернуться к спокойной, размеренной жизни зенаны в маярском дворце.

Хью уставился в потолок, на котором плясали золотистые блики от огня в камине, и подумал, что Иден не из тех женщин, которые ищут спокойной жизни. Спокойная жизнь для Хью всегда означала жуткую скуку, в которой нет места ни опасности, ни волнению, ни опьянению от радости, которое испытывают те, кто преодолел трудности и боль и пожинают счастливые плоды своих усилий.

А может, Иден просто устала и жаждет покоя? Во всяком случае, положа руку на сердце Хью не смог бы сказать, что в жизни Иден с тех пор, как она вышла за него замуж, была хоть малая толика покоя. Он горько улыбнулся: чего-чего, а покоя в их семейной жизни не было. Как можно винить Иден за то, что она решила вернуться в Маяр? Или все-таки можно?

Утром все в графстве уже знали, что Хью пошел на поправку. Небольшой серебряный поднос для визитных карточек, который Гилкрайст принес ему вместе с завтраком, был полон. Здесь были карточки местных чиновников, влиятельных лиц, у которых были неотложные дела к Хью, но он никого не хотел видеть. Он был взбешен и страдал от боли, не желал отвечать ни на чьи вопросы, не принял даже личного секретаря лорда Пальмерстона, которого тот послал в Роксбери, услышав о происшедшем, и человек этот уже почти два дня ждал встречи.