Дорин Малек: Жемчужина гарема

Оказавшись в номере, Халид повернулся к Саре и крепко ее обнял.

– Как я скучал по тебе! – сказал он, целуя ее. Небритая щетина оцарапала ей щеку. – При мысли о том, что мне не удастся тебя остановить, я начинал сходить с ума.

– Я хотела, чтобы ты меня остановил, – ответила Сара. – Когда я немного остыла и поняла, что ты за мной не едешь, пришла в ужас.

– Но я ехал! Просто всю дорогу я отставал от тебя па полшага.

– Теперь это неважно. Мы вместе, и я никогда тебя не покину.

Халид начал снимать с нее одежду, разбрасывая ее по полу. Добравшись до корсета из китового уса, он с изумлением уставился на него.

– Как могут европейки носить такие штуки? Это похоже на орудие пыток!

– Это и есть орудие пыток.

– Тогда зачем мучиться? – спросил он, начиная его расшнуровывать.

– Чтобы иметь тонкую талию.

– У тебя и без него тонкая талия, – сказал он, обхватывая ее пальцами двух рук. Наклонившись, губами поймал бутон ее соска.

– Ты не понимаешь женщин, – вздохнула Сара, запуская пальцы ему в волосы.

– Это уж точно, – подтвердил он, поднимая голову и подхватывая ее на руки. Положив на постель, он бросился рядом с ней и снова ее обнял.

– Я так по тебе тосковала! – прошептала Сара, прижимая его к себе и закрывая глаза.

– Мы никогда не будем расставаться, – отозвался он и принялся нежно ее ласкать.

– Почему это называется «йоркширским пудингом»? – спросила Сара у Халида. – Это вовсе не пудинг, а рогалик.

– А почему вообще британцы делают то или другое? – парировал Халид, доливая ей в рюмку вина, которое они заказали вместе с обедом в номер. – А как они произносят названия! Колледж Магдален – как «Модлин», Кайюс – как «Киз». Они губят собственный язык.

– Тебе, наверное, нелегко пришлось, когда ты сюда приехал учиться.

Он пожал плечами.

– Мама меня немного учила английскому. Правда, местные выражения давались с трудом. Поначалу говорил как иностранец.

– Но ты усвоил «оксфордский» выговор, который производит глубокое впечатление на британцев.

– В Англии, в отличие от моей страны, положение в обществе определяется тем, как говоришь.

– Да уж, с рабством не ошибешься, – сухо отозвалась Сара.

– Мы опять будем спорить?

– А ты действительно приказал бы выпороть Мемтаз, если бы я не послушалась тогда, когда ты решил обучать меня верховой езде? – спросила Сара.

Халид ухмыльнулся:

– Теперь ты так и не узнаешь.

– Думаю, что не приказал бы… Просто пытался мной манипулировать, так?

Он продолжал загадочно улыбаться.

Сара швырнула в него салфетку, и он рассмеялся.

– Мне надо тебе сказать что-то важное, – призналась она.

– Наверное, ты хочешь превратить Бурсу в демократическое государство, а Дворец Орхидей – в больницу для бедных.

– Это было бы очень мило, но речь не об этом.

– Ну, и…

– Помнишь, мы с тобой говорили о моей тонкой талии?

Он вопросительно хмыкнул, намазывая ломтик хлеба маслом.

– Так она скоро не будет такой тонкой.

Халид уронил нож и уставился на нее.

– Сара! – вымолвил он.

– Да?

– Ты…

– Беременна. Да.

Оттолкнув поднос в сторону, он опустился к ее ногам и положил голову ей на колени.

– Я не думал, что могу стать таким счастливым, – глухо проговорил он, зарывшись лицом в ткань дорожного халата Сары. – Ты давно узнала об этом?

– Еще до отъезда из Турции.

– И собиралась просто так уехать в Бостон, ничего мне не сказав?

– Я решила, что не нужна тебе.

– И мой сын вырос бы в Америке!

– Или дочь.

– Нет, у нас будет мальчик.

– Откуда ты знаешь?

– Предсказатель говорил Косем, что мой первенец будет мужского пола, – серьезно ответил Халид.

– Предсказатель? Ну, имея такой надежный источник информации, мы можем прямо сейчас выбрать мальчику имя.

– Как бы мы его ни назвали, он будет следующим пашой Бурсы, – сказал Халид.

– Он будет твой и мой, и это самое главное.

– Я люблю тебя, Сара.

– Я долго ждала этих слов.

– С этого дня я буду повторять их все время, до конца наших дней.

– До конца наших дней, – повторила Сара и улыбнулась.