Барбара Смит: Прекрасная изменница

– Не двигайтесь, – скомандовал Грант. – Оставайтесь на месте.

Фелпс презрительно сжал и без того тонкие губы.

– Не могу сидеть в присутствии герцогини.

– Приказываю, – холодно произнесла Софи. – Не смейте шевелиться без моего позволения.

Фелпс медленно сел.

– Зачем вы сюда пришли?

– Полагаю, вы об этом догадываетесь, – не смягчая тона, ответила Софи. – Но начнем с разговора о прошлом. Уже больше века ваше семейство служит герцогам Малфорд. Начиная с Уильяма Фелпса.

– Так звали моего прадеда.

– Об этом джентльмене известно, что он не располагал средствами, но пылко ухаживал за третьей герцогиней, Аннабел, вплоть до ее замужества.

Похожие на когти пальцы старого слуги конвульсивно сжали подлокотники кресла.

– Этого вы не можете знать, в дневнике фамилия ни разу не упоминается.

– Но откуда вам известно, что написано в дневнике? – спросил Грант. – Рылись в секретере герцогини?

Во взгляде Фелпса вспыхнул гнев.

– Напротив. Изначально дневник хранился у меня. Именно я положил дневник на чердак в надежде, что ее светлость его заметит.

– А, – понимающе заметила Софи, как будто в цепи наконец-то появились недостающие звенья. – Значит, Аннабел отдала дневник Уильяму.

– В нашей семье записки переходили от отца к сыну, – гордо пояснил Фелпс. – Я решил, что поскольку вы занялись изучением истории рода Рамзи, то просто обязаны узнать о той важной роли, которую мои предки играли в жизни герцогов Малфорд.

– Но… – Софи с сомнением склонила голову, – как высказали, фамилия Уильяма ни разу не упоминается.

– И все же его присутствие не должно остаться незамеченным. Это дело чести.

– Весьма сомнительная честь, – вздохнул Грант. – У вас нет ни малейшего основания.

Жестом попросив Гранта замолчать, Софи шагнула вперед.

– А второй дневник тоже у вас? – спросила она. – Тот самый, который я напрасно разыскиваю вот уже несколько месяцев? Он доказывает, что первый ребенок Аннабел был сыном Уильяма.

Дворецкий перевел взгляд с герцогини на мистера Чандлера и обратно и высокомерно кивнул:

– Разумеется. Вот уже больше века в крови герцогов Малфорд течет кровь Фелпсов.

Невероятный факт ошеломил Гранта. О Господи! Стоит ли удивляться тому, что дворецкий пытался убить Люсьена?

Мальчик воплощал собой конец той династии, к которой принадлежал убийца.

– Значит, больше столетия мужчины вашего семейства служили герцогам Малфорд, потому что… состояли с ними в родстве. И все же вы решились отравить Роберта.

В тусклых глазах мелькнуло сожаление, но не раскаяние.

– Своими отношениями с порочным мистером Лэнгстоном восьмой герцог нанес удар по чести семьи. После каждой ссоры его светлость приходил ко мне, усаживался в винном погребе, пил без меры и плакал как ребенок.

«Кем-то, кто дорог мне…»

Грант похолодел. Как же он раньше не догадался, что Роберт отчаянно нуждался в наперснике? Друга детства угнетал тяжкий груз вины, который невозможно было разделить ни с женой, ни с сестрой.

– Роберт доверял вам, – осуждающе заметила Софи. Голос ее дрожал, а руки нервно сжимали складки платья. – Знал вас с рождения. Вы всегда были рядом. Он открыл вам душу, а вы отняли у него жизнь.

Дворецкий поморщился.

– Долгие годы я заблуждался. Надеялся, что если родился один ребенок, то со временем появятся и другие. Так продолжалось до роковой летней ночи, когда Роберт выпил слишком много и признался, что его наследник – сын другого мужчины.

Даже в тусклом свете было заметно, как побледнела Софи.

– Значит, происхождение Люсьена для вас уже давно не тайна. Почему же вы ждали… до сегодняшнего вечера?

Фелпс презрительно посмотрел на Гранта.

– Хотел, чтобы мистер Чандлер узнал правду о мальчике. Чтобы разделил с вами наказание за обман.

Охватившая Гранта ярость оказалась сильнее шока. Фелпс выбрал жертвой невинного беззащитного ребенка. Написал анонимное письмо в магистрат. Навлек на Софи подозрение закона, добиваясь ее заключения в тюрьму, а возможно, даже казни за преступление, которого она не совершала и не могла совершить.

Пальцы крепче сжали рукоятку ножа. Больше всего на свете хотелось вонзить лезвие в сердце злодея; разумеется, если у него было сердце.

– Проклятие! – зарычал он. – Вы оставили у кровати мальчика стакан с отравленным молоком. Вот почему до сих пор не легли спать и даже не разделись. Собирались подняться наверх, убрать стакан и замести следы преступления.