Эмили Брайан: Обольстительная наставница

– Думаете, ваша старая команда еще верна Гейбриелу? – спросила Жаклин.

– Все как один, – заверил ее Мери.

– Вы думаете, они могут согласиться на слегка нечестную работу?

Конечно, ее план не продуман до конца и выглядит авантюрой, но игра стоит свеч. Она должна попытаться.

– Какие пчелы жужжат у вас в голове, мисс? – пошутил старый пират, искоса взглянув на нее.

– Я обещала Гейбриелу, что не приду на причал смотреть на его казнь, – ответила Жаклин. Впервые с тех пор, как его посадили в тюрьму, она почувствовала, что надежда возрождается. – И, клянусь Богом, я выполню свое обещание.

Ее кожа была атласом на ощупь и пламенем по воздействию на его чувства. Он взял розовый сосок в рот и пробовал кусочек счастья. И этот ее короткий звук, когда он доставлял ей удовольствие. Он все отдал бы, чтобы услышать его снова.

Вдалеке звонил колокол.

Она выгнулась и раскрылась, чтобы принять его, издавая те же короткие требовательные звуки, грозившие ему потерей остатков самообладания.

Кто-то продолжал звонить в этот проклятый колокол.

Он вошел в нее, он в конце концов дома. Он…

Гейбриел открыл глаза. Звон был настоящим. Медленный, размеренный, погребальный звон.

– В день повешения всегда звонят в колокол. Дают людям подумать и раскаяться, если они встали на дурной путь, – сообщил ему Пинкней. – И время спуститься к причалу для казни – хорошие места зрители занимают быстро.

Вздохнув, Гейбриел поднялся с кровати. Он спал удивительно хорошо для человека, знающего, что это его последняя ночь на земле. И его сны… Лин всю ночь была с ним, то страстная, то нежная. Его член еще пульсировал. Жаль, что ему не дали досмотреть последний сон.

Он соскреб с подбородка щетину и надел костюм, специально заказанный для него Изабеллой Рен. Осужденному полагалось быть в пышном наряде, а благодаря матери Жаклин он мог сейчас появиться даже перед самим королем Георгом. Роскошный парик, который она ему принесла, Гейбриел игнорировал, заплетя собственные черные волосы в косичку. Он не любил носить парик при жизни, так что вряд ли стоит менять свой обычай при смерти.

Гейбриел отказался от предложенного надзирателем завтрака, не желая обременять желудок тем, что позже все равно извергнется из него. После расставания с Лин он перестал есть. Раз он должен умереть, он сделает это прилично.

Когда его вывели на свет осеннего солнца, Гейбриел почувствовал странное умиротворение, легкость духа. Он влез в запряженную волами повозку, которая повезет его к месту казни, испытывая благодарность за то, что нет дождя. Если уж человек должен умереть, так почему не в один из редких ясных дней, когда мир свеж и полон надежд?

Повозка с грохотом удалялась от Ньюгейта, протискиваясь по узким кривым улочкам. Ночью, должно быть, шел дождь, кое-где в выбоинах булыжника образовались лужи, сверкающие как жидкое серебро. Почему он раньше не замечал изумительной красоты вокруг?

За ними уже шла толпа. Некоторые глумились. Кое-кто склонил голову, молясь за его смертную душу. Мальчишка швырнул в него кочан гнилой капусты, попавший ему в грудь, оставив грязный след на его парчовом жилете. Гейбриел улыбнулся парню.

– Хороший бросок, – крикнул он.

– Спасибо, приятель, – ответил мальчишка, поднимая второй кочан и вдруг передумав.

Будучи пиратом, Гейбриел многократно смотрел в лицо смерти и ни разу не дрогнул-. Но когда пираты выудили его из морской глубины, дав ему выбор, он побоялся выбрать смерть. Теперь, когда выбор сделали за него, он чувствовал лишь тихое смирение.

И нечто вроде любопытства. Если, как сказал Шекспир, смерть – это «неоткрытая страна», пусть день казни станет началом его нового приключения. Несмотря на то что он сказал Лин, он все-таки поговорил со священником, и тот заверил, что его грехи, как бы многочисленны они ни были, прощены. Интересно, будет ли отец встречать его, когда он пройдет за врата смерти.

Повозка свернула за угол, и впереди показались виселицы.

«Прошу тебя, Господи, не дай мне войти в эту неизвестную страну с дерьмом на штанах», – впервые за много лет молился он.

Сотни людей собрались на причале, чтобы увидеть, как его повесят. Все чувства у него были обострены до предела. Гейбриел отчетливо слышал разговоры вокруг.

Ему казалось, он ощущает даже запах красного платья шлюхи, которая прокладывала себе дорогу в первый ряд, или запах грязно-коричневого халата и фартука подмастерья дубильщика, предприимчиво взбиравшегося на фонарный столб.