Жюльетта Бенцони: Графиня тьмы

— Несмотря на все условия, — с чувством сказал он, — ваш приезд — это какое-то чудо. Ни за что бы не поверил, что такое возможно…

— А… ей сообщили?

— Да. Вы просто не представляете себе, как она радуется возможности увидеть вас обеих. Она так часто думала о вас!

— Известно ли ей, что нам не велено с ней разговаривать?

— Известно. Не скажу, что она от этого в восторге, но главное для нее — повидать Элизабет. Похожа ли на нее девочка?

— О да, и, думаю, не оскорблю ее, сказав, что она будет не хуже матери. Перед отъездом из Сен-Мало я заказала одному замечательному художнику ее портрет в миниатюре и вот, привезла его с собой. Не возьметесь ли передать ей его, поскольку у меня не будет возможности сделать это самой?

Шарр вгляделся в черты сияющей юной девушки на портрете в рамке из слоновой кости.

— Хотя это произведение местного художника, — пояснила Лаура, — но, думается мне, сам знаменитый Изабей, придворный миниатюрист, не написал бы ее лучше…

Со слезами на глазах швейцарец положил портрет обратно в коробочку и спрятал в карман.

— Спасибо вам от нее! Благодаря портрету счастье, которого она так ждет завтра, продлится и впредь…

Лаура умолкла, предоставив ему возможность подкрепиться, но потом, когда он перешел к десерту и спросил разрешения раскурить трубку, вновь начала беседу:

— Имеете ли вы право рассказать мне, что с вами происходило после отъезда из Хейдега?

— Почему бы и нет? Я не имею права выдавать место, где она находится сейчас, но не те пункты, которые она проезжала. Нашим первым убежищем стал замок Одиночества. Не правда ли, подходящее название? Это почти в трех лье от Штутгарта. Красивый замок, построенный в прошлом веке герцогом Шарлем-Эженом Вюртембергским, он расположен посередине горного плато, покрытого лесом, и заканчивается террасой с великолепным видом. Именно его выбрали герцог Энгиенский и принцесса Шарлотта де Роган в качестве укрытия для мадам, и ничто, казалось, не могло помешать ей оставаться там долгие годы. К несчастью, в начале июня в замке по непонятной причине вспыхнул пожар, и, не пожелавший разбираться в этом, граф срочно вывез мадам на запасную квартиру, подготовленную герцогом с принцессой на случай осложнений: они поехали в городок Ингельфинген, столицу крошечного государства, зажатого между Вюртембергом и великим княжеством Баденским. Там в то время правил друг герцога Энгиенского, принц Карл Гогенлоэ, но в его замке мы не остановились…

— Боялись, что он тоже сгорит?— Нет, там толстые средневековые стены. Просто предпочли один из красивейших домов этого городка, расположенного среди виноградников. Он принадлежал старому аптекарю-мизантропу, который жил одиноко, окруженный лишь проверенными слугами, такими же старыми и нелюбезными, как и он сам. Но господин Рамбольд — так звали нашего нового хозяина — был предан своему принцу и не видел ничего предосудительного в том, чтобы приютить таких тихих постояльцев, как мы. Так что 7 июня, как и положено, глубокой ночью, мы обосновались на втором этаже дома Рамбольда. В услужении у него были одни мужчины, но тут он нанял молодую горничную по имени Фредерика. Она была очень мила, работала хорошо и не любопытствовала. А ведь, поди ж ты, все-таки не смогла сдержаться и рассказала отцу, что у графини Вавель де Версэ — в то время они еще носили это имя — полно красивой одежды и белья, какого днем с огнем уже не сыщешь, а на каждой вещи вышиты три французские лилии. Такая вот неосторожность, но это сошло с рук, хотя в том краю еще полно было французского дворянства. И графу там нравилось. Он часами вел научные беседы с господином Рамбольдом в его фармацевтической лаборатории. Место было очаровательное, как будто выпавшее из времени, нам всем там было хорошо. Но тут случилась настоящая катастрофа.

— Опять пожар?

— О нет! Гораздо хуже. Ночью 16 марта 1804 года в окно постучался какой-то всадник. Он привез письмо. Перекинулся парой слов с господином Рамбольдом, передал послание графу, выпил стакан вина и ускакал. Письмо было от принцессы Шарлотты де Роган-Рошфор. Два часа спустя мы уже галопом мчались оттуда, а назавтра страшная весть уже облетела весь Ингельфинген: поправ все международные законы и юридические нормы, Бонапарт приказал похитить герцога Энгиенского из его дома в Эттенхайме. Остальное вам, конечно, известно: герцога притащили в Венсен, где на следующую же ночь расстреляли без суда и следствия в крепостном рву и там же закопали. Таким образом Первый консул объявил войну детям Людовика XVI, ведь ему было отлично известно, что Людовик XVII все еще жив и что, возможно, та, которая называла себя герцогиней Ангулемской, была всего-навсего самозванкой. В те времена у консула был в подчинении особо ловкий министр полиции — Фуше…