Моника Бернс: Прекрасная куртизанка

— Не понимаю, почему ты пытаешься уйти от ответа на прямой вопрос, — резко бросил он, встав с постели и повернувшись к ней лицом.

— Ты ошибаешься. Я всего лишь напоминаю тебе, что у тебя появились обязанности, которым ты должен… соответствовать.

Он нахмурился, шагнув к ней.

— Если ты намекаешь на то, что подумают в свете, если я сделаю тебя графиней Пембрук, то я не дам и ломаного гроша за любые сплетни.

— Признаться, у меня нет особого желания оказаться в центре очередного скандала, а он непременно разразится.

Ее голос дрогнул, заставив его сердце сжаться от боли. Аллегра, вне всякого сомнения, вспомнила последний скандал, в котором она была замешана. Чарлз рассказал ему, что ей пришлось пережить, но на этот раз он будет рядом, чтобы защитить ее от пересудов. Им даже не обязательно оставаться в Англии.

— Тогда давай вернемся в Марокко. Я найму управляющих, которые будут надзирать за моей собственностью, и предложу Чарлзу солидное жалованье, чтобы он следил за ними.

— У графа есть обязанности в Англии, а не где-либо еще, — тихо сказала Аллегра. — Ты знаешь это очень хорошо.

— В таком случае мы будем жить здесь, — произнес он с нарастающей досадой. — Пойми меня, Аллегра! Я хочу, чтобы ты стала моей женой. И мне все равно, где мы будем жить, потому что мой дом там, где ты.

— Все не так просто, — возразила она, резко тряхнув головой.

— Почему же? Мы можем пожениться и уехать в Марокко, чтобы переждать там, пока сплетники не найдут себе другую пищу для разговоров, — заявил Шахин с уверенностью, которой на самом деле не чувствовал. Но ее колебания испугали его до смерти. — Собственно, мы можем проводить одну половину года в Англии, а вторую с бедуинами до конца жизни.

Он сделал шаг вперед, чтобы обнять ее и убедить в своей искренности. Но когда она отпрянула, тут же остановился, несмотря на острое желание притянуть ее в свои объятия. Аллегра все еще была слишком уязвима, хотя и отдалась в его власть несколько минут назад. Впрочем, он сомневался, что она когда-нибудь полностью откажется от своей свободы. Теперь она стояла у окна, освещенная солнцем, и его взгляд жадно скользнул по ее телу. Боже, как он тосковал по ней! Просто находиться рядом с этой женщиной было достаточно, чтобы рассеялся мрак, в котором он жил последние три месяца.

Она немного пополнела, с тех пор как вернулась из пустыни. Это придало ее фигуре пикантную округлость. Его взгляд двинулся вверх, и Шахин озадаченно нахмурился. Он знал наизусть каждую частичку ее тела, но не мог припомнить, чтобы ее грудь была такой налитой. И ее изящные бедра стали полнее. Его потрясенный взгляд метнулся к ее лицу. Она беременна!

Боль, вгрызшаяся в его внутренности при этом открытии, была такой мучительной, что он чуть не согнулся пополам. Проклятие, этот негодяй наградил ее ребенком! Разве он сможет смириться с тем, что отродье Нассара будет жить в его доме? Шахин проглотил ком в горле. Боже, мало того что по его вине Аллегра угодила в лапы Нассара, ему придется жить с сознанием, что тот оставил в ней свое семя!

Неудивительно, что она не хочет даже говорить о браке. Запустив пятерню в волосы, он обхватил пальцами затылок и уставился на круглый ковер, лежавший на полу. Его сердце болезненно сжалось. Что, черт побери, ему делать? Он не может отказаться от нее. Это свыше его сил. Но хватит ли у него смелости растить ребенка другого мужчины? Вряд ли у него есть выбор. Он любит ее. Достаточно сильно, чтобы принять чужое дитя. Ради нее он станет лучшим отцом из всех на свете. Он приложит все усилия, чтобы сделать то, на что оказался неспособен его отец. Он постарается полюбить ребенка, который не властен над обстоятельствами своего рождения. Шагнув к Аллегре, он обхватил ее лицо ладонями. На этот раз она не отпрянула.

— Я люблю тебя, — тихо произнес он. — И хочу, чтобы ты стала моей женой.

Она накрыла его руки своими, устремив на него неуверенный взгляд.

— Я должна сказать тебе… Просто не знаю, как…

— В этом нет нужды, любимая. Я люблю тебя, и ребенок никогда не узнает, что я не его отец. — Аллегра напряглась, но он обнял ее и притянул к себе. — Я буду любить его, как собственное дитя.

При этих словах Аллегру захлестнуло такое теплое чувство, какого она не испытывала никогда в жизни. Великодушие его жеста лишило ее дара речи. Даже если бы она сомневалась в его любви, теперь для сомнений не осталось места. Предложение принять ребенка, зачатого, по его мнению, в результате насилия, было высшим доказательством его искренности. Это была самая самоотверженная демонстрация любви, которую только можно было себе представить. Потрясенная, она смотрела на него, пытаясь понять, как случилось, что судьба подарила ей такого мужчину, чтобы любить и быть любимой. При всех усилиях, которые она прилагала, чтобы стать хозяйкой собственной судьбы, Аллегра даже не осмеливалась мечтать, что в ее жизни появится такой замечательный человек. Слезы хлынули из ее глаз, и она приникла к нему, содрогаясь от рыданий. Шахин крепко прижал ее к себе, бормоча слова успокоения.