Джейн Кренц: Наваждение

— Чудеса, да и только. Наверное, у нее умер какой-нибудь дальний родственник, оставив ей состояние, сравнимое по величине с тем, что растратил Винтербурн.

— Не думаю, — медленно промолвил Маркл. — Несколько лет назад я все же поддался любопытству и навел кое-какие справки на этот счет. У Аркендейлов нет богатых родственников. Боюсь, источник доходов мисс Аркендейл — еще одна ее тайна.

Если Розалинда не ошиблась в своих подозрениях, это скоро перестанет быть загадкой, подумал Бакстер. Юная леди, по всей вероятности, занимается шантажом…

Отчетливое постукивание отвлекло его от раздумий и вернуло к действительности. Он взглянул на Шарлотту. Та остановилась у камина и нетерпеливо барабанила пальцами по мраморной каминной доске.

— Не пойму, почему мистер Маркл решил, что вы подходите на эту должность, — проговорила она.

Бакстеру до смерти надоело с ней спорить, и он недовольно пробурчал:

— Можно подумать, в вашей приемной толпятся сотни джентльменов, готовых принять нелепые требования, мисс Аркендейл.

Она бросила на него испепеляющий взгляд.

— Да, но мистер Маркл поможет мне найти более подходящего кандидата, чем вы.

— Разве вы забыли? Маркл сейчас на полпути к Девону. Не соблаговолите ли объяснить, чем именно вас не устраивает моя кандидатура?

— Исключая вашу нелюбовь к огнестрельному оружию? — осведомилась она подозрительно спокойным тоном.

— Да, исключая этот маленький недостаток.

— Вы вынуждаете меня быть с вами дерзкой, сэр. Меня не устраивает ваша внешность.

— И чем, черт возьми, вам не угодила моя внешность? Я не знаю никого, кто обладал бы столь же непримечательной наружностью.

Шарлотта нахмурилась.

— Ах, пожалуйста, не рассказывайте мне сказки. Вы ничуть не напоминаете картофельный пудинг. Совсем наоборот, смею вас уверить.

Он уставился на нее в полном недоумении:

— Что вы имеете в виду?

У нее вырвался стон отчаяния.

— Вы лучше меня знаете, сэр, что ваши очки — плохая маскировка.

— Маскировка? — На мгновение ему показалось, что он зашел не по тому адресу и перед ним вовсе не Шарлотта Аркендейл. — Что, клянусь дьяволом, я, по-вашему, должен скрывать?!

— Вашу истинную сущность.

— Мою истинную сущность? — Бакстер окончательно потерял терпение. — Тысяча чертей, да кто я, как не заурядный и не скучнейший зануда?

Она в отчаянии развела руками.

— Ну, не знаю. У вас взгляд человека пылких и необузданных страстей, который сумел укротить собственный нрав при помощи недюжинной силы воли.

— Как вы сказали?

Она решительно прищурилась и продолжала:

— Такой человек не сможет оставаться незамеченным. Вы будете привлекать к себе повышенное внимание во время исполнения своих обязанностей. Мне не нужен такой поверенный в делах. Я ищу того, кто мог бы с легкостью затеряться в толпе, чьи черты никто не смог бы запомнить. Теперь понимаете, сэр? А вы, скажу откровенно, производите впечатление опасного человека.

Бакстер онемел от изумления.

Шарлотта заложила руки за спину и вновь принялась расхаживать по кабинету.

— Это же очевидно — вам никогда не удастся сойти за обычного заурядного поверенного. Следовательно, для моих целей вы не годитесь.

Тут только Бакстер заметил, что слушает ее с открытым ртом. Он постарался, насколько это возможно, принять более осмысленный вид. Какими только эпитетами его не награждали: и внебрачный ублюдок, и невоспитанный грубиян, и еще множество незавидных определений! Но никогда его не называли человеком необузданных страстей. Никто не говорил, что он — опасный.

Он посвятил себя науке и гордился бесстрастным, объективным взглядом на проблемы, людей и жизненные ситуации. Эту свою черту он годами оттачивал до совершенства, с тех пор как понял, что ему, незаконному сыну графа Эшертона и скандально известной Эммы, леди Салтенгем, навсегда отказано в титуле и наследстве.

С самого рождения он был предметом досужих разговоров и злых сплетен и рано научился находить утешение в книгах и среди научных приборов.

Некоторые леди поначалу находили связь с внебрачным сыном графа захватывающей, особенно когда им становилось известно, что этот сын далеко не беден, но их чувства длились недолго. Слабые огоньки увлечения, вспыхивающие во время его нечастых любовных приключений, быстро угасали, словно угли в камине.

Случайные связи стали еще более непродолжительны, с тех пор как три года назад он вернулся из Италии. Ожоги от кислоты на его спине и плечах давно зажили, но шрамы остались на всю жизнь.