Жюльетта Бенцони: Изумруды пророка

Он видел, как наступил рассвет, вспыхнуло пламя зари и наконец блеснуло зимнее солнце, согревающее все на земле — все, кроме его безутешного сердца, в котором только что умерла последняя надежда. Выбросив пустую пачку от сигарет и направляясь к столику, где оставалась еще одна, последняя пачка, он успел увидеть свое отражение в зеркале и недовольно поморщился. С двухдневной щетиной, с кругами под покрасневшими от дыма и бессонницы глазами, в помятом смокинге, который ему и в голову не пришло снять, он выглядел совсем не так, как обычно, — выглядел по меньшей мере на свои годы. Он напоминал промотавшегося игрока из тех, кого можно встретить у дверей казино: выйдя на яркий свет, они щурятся, словно внезапно выдернутые из привычной тьмы ночные птицы. И нередко прямиком направляются к смерти, ища в ней забвения своих неудач.

Морозини спросил себя, способен ли он поступить так же в том случае, если Лиза не вернется. Это было бы так просто, так легко, куда легче, чем прозябать еще, может быть, долгие годы, хотя в семье Морозини всегда принято было считать этот выход недостойным, если только его не оправдывали чрезвычайные обстоятельства.

— Почему бы и нет? — вслух произнес он. — Только не в таком виде! Морозини не встретит смерть в образе бродяги… И потом… Лизе совсем не понравилось бы видеть тебя таким! По крайней мере, сходи прими душ и побрейся!..

Его горестные размышления прервал кто-то, дважды решительно постучавший в дверь.

— Входите! — крикнул Альдо. — Не заперто. Вошел капитан Хардинг.

Оглядев комнату и мимоходом заметив переполненные пепельницы и неразобранную постель, он остановил взгляд на самом Морозини.

— Выглядите вы неважно, — отметил он.

— Это имеет для вас хоть какое-то значение?

— Да. А… ваш друг в таком же состоянии?

— Понятия не имею. Сходите и посмотрите сами!

— Я только что от него. Его нет в номере. Я приблизительно догадываюсь, где он может находиться. И с кем, хотя, в общем, большого значения это не имеет.

— Да что вы? Он вас больше не интересует?

— Нет. Впрочем, и вы тоже. Вы позволите мне сесть? Я тоже не спал эту ночь. И вообще-то я не прочь был бы выпить чашечку кофе. Здесь его варят превосходно. Никакого сравнения с тем, что варят в нашей штаб-квартире.

— Про английский кофе всем давно все известно! — сказал Морозини, снимая телефонную трубку, чтобы сделать заказ. — Пожалуйста, садитесь! И скажите мне, чему я обязан честью…

Хардинг внимательно посмотрел на собеседника, словно прикидывал, как могут на того подействовать слова, которые он собирался произнести, потом откашлялся, прочищая горло, и наконец сказал:

— Я пришел вернуть вам свободу. Вы можете отправляться, куда вам будет угодно. Например, можете присоединиться к вашему другу с непроизносимым именем.

Альдо с удивлением смотрел на капитана.

— Что произошло?

— Нечто очень неприятное, но полностью снимающее всякие подозрения как с вас, так и с вашего друга. Сэр Персиваль Кларк ночью застрелился…

— Он покончил с собой? — ошеломленно выдохнул Морозини. — Но почему? Из-за этой женщины?

— Наверное, но дело не только в ней. Перед смертью он написал три письма: одно для нее, поручив мне его ей передать, одно для высшего английского начальстве в Палестине, сэра Герберта Сэмюэля, поручая ему заботу о своем имуществе и своих коллекциях, завещанных Англии, и, наконец, третье письмо — для меня, в нем он объясняет мне всю эту историю с изумрудами и признается в том, что воспользовался вами и вашим другом-археологом…

— Как это могло случиться?

— О, это было совсем нетрудно! Ему становилось известно все, что здесь происходит. Разумеется, он узнал и то, что вы привезли Великому Раввину знаменитую пектораль Первосвященника, и у него появилась надежда на то, что вас попросят найти камни, которые они называют «Свет» и «Совершенство». С тех пор за вами постоянно наблюдали, и, пригласив господина Видаля… как там дальше… на ужин, он послал кого-то следить за вами, когда вы встречались с раввином Гольбергом.

— Это невозможно. В туннеле Езекии никак нельзя кого-то преследовать.

— Но если знаешь, куда он ведет, совсем несложно прийти прямо туда… не замочив ног.

— Лучше бы он присмотрел за моей женой, чтобы избавить ее от мучительного плена.

— Это его не интересовало. Значение для него имел только результат, и за вами следили, за вами шпионили на протяжении всех ваших долгих странствий в поисках изумрудов.