Анн Голон: Анжелика

— Хорошо, — сказала Анжелика, стиснув зубы. — Я покину Тампль до наступления темноты.

— Я знаю, что вы заплатили за комнату вперед, — сказал бальи, вспомнив о деньгах, которые она дала ему в день прихода Куасси-Ба. — Вас освободят от «выездного денье».

Вернувшись к себе, Анжелика сложила свои немудреные пожитки в небольшой кожаный сундук, тепло закутала обоих детей и усадила их рядом с вещами на тачку, которая уже сослужила ей службу при переезде в Тампль.

Вдова Кордо была на рынке. Анжелика оставила ей на столе немного денег.

«Когда я буду побогаче, я вернусь сюда и отблагодарю ее щедрее», — подумала она.

— Мама, мы идем гулять? — спросил Флоримон.

— Мы возвращаемся к тете Ортанс.

— И увидим Бабу? — Так он называл Барбу.

— Да.

Мальчик захлопал в ладоши. По дороге он с восхищением глазел по сторонам.

Толкая впереди себя тачку, Анжелика шла по мостовой, где жидкая грязь смешалась с талым снегом, и с любовью смотрела на личики своих детей, прижавшихся друг к другу под одеялом, в которое она завернула их. Мысли о судьбе этих двух таких еще хрупких существ не давали ей покоя.

Небо над крышами было чистое, тучи исчезли. Наверно, ночью не будет заморозков, потому что в последние дни потеплело, и бедняки, у которых нечем топить, должно быть, воспрянули духом.

На улице Ада в квартале Сен-Ландри Барба радостно вскрикнула, увидев Флоримона. Малыш протянул к ней ручонки и горячо поцеловал.

— Господи, ангелочек ты мой! — бормотала служанка.

У нее дрожали губы, а широко раскрытые глаза наполнились слезами. На Анжелику она посмотрела как на привидение. Наверно, она невольно сравнила эту женщину с суровым, осунувшимся лицом, одетую беднее, чем она сама, с той роскошной дамой, которая постучалась в этот дом несколько месяцев назад.

А Анжелика подумала в этот момент, что, наверно, Барба со своей мансарды видела костер на Гревской площади.

На лестнице кто-то тихо вскрикнул, и Анжелика обернулась.

Ортанс со свечой в руке, казалось, застыла в ужасе на ступеньках. Вслед за ней на лестничной площадке показался прокурор Фалло де Сансе. Он был без парика, в халате и вышитом ночном колпаке. В этот день у него был врач.

Когда он увидел свою свояченицу, у него от страха отвисла нижняя губа.

Наконец после долгого молчания Ортанс вытянула вперед дрожащую руку и беззвучно сказала:

— Убирайся! Ваша проклятая богом семья и так слишком долго жила под моей крышей.

— Замолчи, глупая! — сказала Анжелика, пожимая плечами.

Она подошла к лестнице и подняла взгляд на сестру:

— Я-то уйду. Но прошу тебя, приюти невинных малюток, из-за них у тебя не будет неприятностей.

— Убирайся! — повторила Ортанс. Анжелика повернулась к Барбе, которая прижимала к груди Флоримона и Кантора.

— Барба, ты добрая девушка, я оставлю их на тебя. Вот все мои деньги, будешь покупать им молоко. Кантору кормилица не нужна, он любит козье молоко.

— Убирайся! Убирайся! Убирайся! — визгливо кричала Ортанс.

Она принялась топать ногами.

Анжелика подошла к двери. Последний взгляд она бросила не на детей, а на сестру.

Свеча дрожала в руке Ортанс, бросая пляшущие тени на ее искаженное лицо.

«Неужели, — подумала Анжелика, — это с нею мы лежали на широкой кровати и, от страха прижимаясь друг к другу, ждали, когда появится дама из Монтелу, привидение, которое бродило по комнатам замка, вытянув вперед руки?»

Анжелика вышла и закрыла за собой дверь. На секунду она остановилась, глядя, как один из клерков, взобравшись на табурет, зажигал большой фонарь над конторой мэтра Фалло де Сансе.

Затем круто повернулась и зашагала по улицам Парижа.