Ги Бретон: Версаль на двоих. Книга о галантной любви Короля-Солнца и прекрасных дамах Версаля

Пока Людовик XV рос, непостижимым образом сохраняя чистоту посреди всей этой грязи, регент, истощенный оргиями и развратом, слабел день ото дня.

Хотя он был в цвете лет, его пресытила жизнь, исполненная порока. По утрам он испытывал тяжкое похмелье после ночной попойки; постепенно он расходился, но прежней быстроты соображения лишился: равным образом, ему были теперь не под силу продолжительные занятия, а чтобы оживить его, требовались все более шумные развлечения.

В Версале он томился: ему недоставало ужинов в Пале Рояле, где собиралась живописная и разнородная компания. Он скучал по своей маленькой ложе в Опере, куда приглашал танцовщиц и певичек. Но, главное, он чувствовал себя глубоко изношенным и признавался, что перестал получать удовольствие от вина и что не способен уже доставлять наслаждение женщинам.

Последнее, впрочем, не вполне соответствовало действительности. Несмотря на свою очевидную и прогрессирующую немощь, Филипп Орлеанский по-прежнему оставался дамским угодником.

В конечном счете, это будет стоить ему глаза. Однажды вечером, позволив себе «чрезмерную вольность» с маркизой д’Арпажон, он получил от молодой женщины удар каблуком в лицо.

На следующий день регент окривел.

Это досадное происшествие не отвратило его от слабого пола. Напротив, он проявлял живейший интерес даже к веяниям моды. Послушаем Матье Маре: «Вот уже несколько дней раздаются жалобы, что женщины позволяют себе приходить в укороченных платьях даже в церковь. Регент же сказал, что, будь его воля, он бы это категорически запретил: потому что всю жизнь задирал дамам юбки и не желает, чтобы люди говорили, будто во времена своего правления он довел дело до того, что они сами стали заголяться».

25 октября в Реймсе состоялось коронование Людовика XV, и Филипп присутствовал на церемонии вместе с мадам Левек. Впрочем, царствование этой очередной фаворитки также близилось к завершению. В ноябре месяце ей было приказано покинуть Версаль под предлогом, что ее пребывание здесь нарушает приличия и может послужить дурным примером для короля. Правда, некоторые люди утверждали, будто регент износился настолько, что «бедняжке оставалось лишь пришивать пуговицы к рубашке»…

После исчезновения мадам д’Аверн Филипп Орлеанский стал любовником своей кузины, мадемуазель де Ша-роле; затем он заинтересовался знаменитой мадемуазель Аиссе.

Это была молодая красивая черкешенка, которую г-н де Ферьоль, французский посол в Константинополе, купил на невольничьем рынке за восемь тысяч франков, намереваясь сделать ее своей любовницей.

Когда его отозвали во Францию, он привез с собой юную Аиссе – ей было тогда восемнадцать лет – и попытался затащить в постель, но, если верить Сент-Бёву, который защищает добрую память Аиссе с поразительной горячностью, потерпел полную неудачу.

Когда регент встретился с ней в одном из салонов, она была уже не угловатым подростком, а красивой женщиной двадцати пяти лет. Влюбившись в нее, он с обычной своей непринужденностью предложил ей пройтись в спальню.

Однако у бывшей рабыни оказалось больше гордости и достоинства, нежели у придворных дам: она ответила, что никогда не согласится стать его любовницей, а если он будет принуждать ее, то немедленно удалится в монастырь.

Удивившись, регент не стал настаивать и несколько дней спустя обрел утешение с изумительно красивой мадемуазель Уэль, племянницей мадам де Сабран. Ей было семнадцать лет, она еще не знала мужчин, но, как говорили, «обладала огнем, пылавшим в нужном месте». Он же в свои сорок восемь лет превратился уже в полную развалину.

Девушка, весьма разочарованная вялостью утомленного жизнью любовника, вскоре вернулась к тетке. Тогда Филипп позвал к себе женщину, которую знавал еще в те времена, когда его любовницей была мадам де Парабер, – ее звали мадам де Фалари.

Это была изящная блондинка с голубыми глазами и пышными формами: про нее говорили, что «любовные утехи ей не в тягость». В возрасте двадцати пяти лет она имела множество любовников.

Когда стало известно, что она заняла место официальной фаворитки, появились куплеты, в которых высмеивались как необъятное лоно мадам де Фалари, так и мужское бессилие регента.

Возможно, она и в самом деле не получала от совместной жизни с Филиппом того удовлетворения, на которое надеялась, однако она его не бросила. Проникшись жалостью к этому помятому, изношенному, прогнившему насквозь человеку, с трудом ковылявшему от кресла до кресла, она превратилась в преданную сиделку и нежно ухаживала за ним, а по вечерам перед сном читала ему рыцарские романы или волшебные сказки. Пора веселых ужинов Версаля прошла…