Серый смахнул связь, и я вновь обнаружил себя в одиночестве. Рассеянная в помещении белизна казалась мне физически ощутимой и шершавила кожу. Стены палаты давили, а воздух, кондиционированный и ароматизированный, представлялся мне спертым. Я понял, что если прямо сейчас не выберусь на улицу, хотя бы в прогулочный дворик, то окончательно съеду с катушек.
– Я гулять, – объявил я во всеуслышание тоном, не терпящим возражений. – Слышите, эй, кто там на шхуне? Гулять я.
Поднявшись с койки, я направился к выходу из палаты, твердо про себя решив, что если кто-нибудь попытается встать у меня на пути, то ему несдобровать!
***
Путь наружу мне никто преградить не отважился. По дороге мне не встретилось ни единой живой души, если не считать старичка с мочесборником, явно уже шагнувшего одной ногой в могилу. Другую он волочил по коридору лечебницы, слоняясь без видимой цели. На вид старику было лет триста, взгляд его клубился туманом воспоминаний, и если дедуля что-то вокруг замечал, то определенно не меня. Зато комм услужливо подсунул моему вниманию портрет дедка с авторизованной подписью – Васильев Николай Павлович. Вероятно, стоило ткнуть на портрет – и я ознакомился бы с биографией старичка, генеалогическим древом и длинным списком заслуг. Но, поразмыслив мгновение, я решил не засорять мозг ненужной информацией. Кроме того, отвлекись я на лишние пару минут, и меня мог тут застукать кто-нибудь из персонала. А конфликтовать с кем бы то ни было мне совсем не хотелось.
Я прошагал прямиком к лифту: комм предусмотрительно развесил по стенам стрелочки-указатели, а стоило мне сделать первый поворот, повинуясь указке, он высветил на полу маршрутную линию. Двери стеклянной капсулы, полностью прозрачной за исключением пола и потолка, разъехались в стороны, едва я приблизился к ним на расстояние вытянутой руки. Привычных кнопок внутри не оказалось. Зато тут же всплыли виртуальные клавиши: комм предложил выбрать один из четырех этажей, не считая подвала. Не выявив в себе желания скататься на экскурсию в местный морг, куда, все к тому, меня и так через неделю отвезут, я выбрал нулевой этаж и спустя несколько секунд очутился на свежем воздухе: лифт одновременно был и выходом из больничного здания.
Снаружи было прохладно и все еще светло. Верхушки мачтовых сосен, собравшихся тесным семейным леском вокруг здания клиники, золотились последними лучами светила. Асфальтированная дорожка (если эту идеально ровную поверхность справедливо считать асфальтом) уводила от лифта к большой клумбе, густо засаженной цветными кустиками. Несколько дорожек расходились от клумбы в диаметрально противоположных направлениях, прячась в чаще деревьев. Комм не замедлил предложить мне на выбор три прогулочных маршрута, однако меня интересовал не променад, а выход за территорию госпиталя. Он, впрочем, был хорошо виден прямо от лифта: дорожка, на которую я ступил, прерывалась клумбой, чтобы затем возобновиться и через несколько десятков метров упереться в пустую просторную арку. Ни стен, ни ворот эта конструкция не предусматривала.
Дойдя неспешным шагом до арки, я увидел за ней широкую автотрассу, будто выжженную посередь густого соснового бора. «А неплохо тут Хартли с командой устроились! Явно не для бедняков заведение», – подумал я. Надеясь, что у меня не возникнет проблем с оплатой больничных счетов, я сделал было шаг наружу, но в этот самый момент прямо передо мной возник Хартли. Ну не то чтобы сам Хартли, но его точная копия, спроецированная графеновыми панелями, вмонтированными в стены арки.
– Марк, ты, конечно, волен поступать по своему усмотрению. Но должен тебя предупредить, что согласно положению о добровольном получении и отказе от медицинских услуг выход пациента за территорию клиники автоматически означает выписку, – провозгласила копия.
Я демонстративно поставил одну ногу на трассу и перенес туловище вперед – так, чтобы на территории больницы оставалась только пятка моей правой ноги.
– Так нормально? – спросил я, вытянув руки в сторону горла Хартли, как заправский упырь.
– Если тебе угодно дурачиться, то помешать я, конечно, не вправе, – вздохнул Хартли. – Но если ты нечаянно кувыркнешься вперед, то я уже не смогу ничего для тебя сделать. Система учета больных автоматически выпишет тебя из числа пациентов, твою палату приберут и забронируют для других больных.
– Понятно, – я вернулся в исходное положение. – А вы, значит, намерены что-то для меня сделать. И что именно?
Читать дальше