Джин-Энн Депре: Третья женщина

— Джудит, что происходит? — прошептал он. — Объясни, ради Бога!

— Я изменилась, Джеффри. Еще утром я чувствовала себя иначе, не думала ни о чем, кроме того, что было между нами ночью…

— Ничего не было, — оборвал он. — Кроме объятий. Это что, страшное преступление?

— Да, — твердо проговорила она, чувствуя, как сжимается сердце. — Ты женат на Оливии. Я заходила к ней перед тем, как прийти сюда. Она любит тебя, Джеффри, не может жить без тебя. Мы не вправе жертвовать ее любовью.

— Жертвовать ее любовью? — его голос перешел в яростное рычание. — Я жил с ней все время, заботился о ней — да, она замечательная женщина, — но она никогда не будет для меня настоящей женой! Ты понимаешь? Несчастный случай отнял у нее не одну способность ходить: он отнял у нее то, что делает женщину счастливой. С ней я больше не чувствую себя мужчиной! Боже, неужели мне нужно вдаваться в физиологические подробности?

Его откровенность неприятно поразила Джудит. Сама судьба смеялась над чувствами, и тем более неотвратим был разрыв.

— О, Джеффри, — прошептала она, — как это тяжело… для нее и тебя. Для всех нас. Но ты не можешь бросить ее ради меня. Когда ты так необходим ей. Она умрет, если ты оставишь ее.

— Замолчи, — приказал он. — Не нужно повторять мне, что я обязан делать. Мне нужна ты, твоя любовь, теплое тело, которое можно сжимать в объятиях.

— Но ты не сможешь развестись с Оливией!

— Развод? — он запрокинул голову, и дьявольский хохот сотряс комнату. — Что ж, всему свое время. Когда-нибудь мы поставим ее перед выбором, а пока нам ничто не мешает. Ты любишь меня, и я знаю это. Почему ты противишься счастью? Разве плохо, когда двое любят друг друга?

— Джеффри!

— Тебя ужасает, что ты нужна мне как женщина? Я еще никого не любил так сильно, даже Оливию. У нее всегда была собственная жизнь, карьера, друзья… — он запнулся, слишком поздно осознав горячность своих уверений. — Джудит, постарайся понять меня, — его голос дрогнул.

— Мне очень жаль, Джеффри, — она с удивлением прислушивалась к срывающимся с губ словам. Слезы высохли; бушевавший в груди огонь затих, рассыпавшись горсткой пепла. — Я вынуждена просить тебя о расчете. Завтра утром я покидаю Челси-Саут.

— Но объясни, почему? — прогремел он, обходя стол.

Она попятилась, и выражение ее глаз вновь остановило его. Когда она заговорила, тон ее был холоден и бесстрастен.

— Я больше не хочу работать над твоей книгой. Ты понимаешь? Чем скорее я покину дом, тем будет лучше для нас обоих. Наша встреча не принесла нам ничего, кроме несчастья, и я не желаю усугублять его.

— Джудит, — в его голосе зазвучала угроза, — я даю тебе время подумать. Сегодня не будет никакой работы, я разрешаю тебе выходной. Но мое предложение остается в силе. Мод заперта в своей комнате, и скоро отправится за границу. Пожалуйста, Джудит, ты должна поддержать меня. Я люблю тебя…

— Я знаю, — шепотом ответила она. На глазах неожиданно выступили слезы. Боль и отчаяние разрывали каждую клеточку тела. — И тем хуже для нас с тобой. Я верю тебе, но должна уехать.

— Джудит!

— О, не мучай меня, разве ты не можешь оставить меня в покое! — выкрикнула она, заливаясь слезами. — Ты похоронил достаточно людей!

Он замер перед ней со сжатыми кулаками. Бледное лицо странно помертвело, потеряло подвижность. Тонкая жилка билась на левом виске, судорожно подергивались губы.

— Прекрасно, — полузадушенным голосом проговорил он. — Идите к себе в комнату, мисс Рейли. Я подсчитаю размер вашего жалованья и утром рассчитаю вас. Полагаю, остаток дня у вас уйдет на то, чтобы собрать вещи…

Она не стала дожидаться, пока он закончит. Силы иссякли, и железные обручи, сдавившие сердце, прорвались, словно плотина перед сметающим все на своем пути потоком. Тяжелый стон слетел с губ, и, прежде чем она успела опомниться, ноги сами развернули ее и вынесли из комнаты. Джеффри Морхауз остался наедине с тенями, среди тускло мерцающих доспехов.

Призраки прошлого, мучительные мысли ожили, когда она поднималась по лестнице. Слова, роковые слова перекатывались в мозгу с рокотом океанского прибоя. Глупые сны и грезы разбивались об изрезанный скалами берег. Отчаяние переполняло Джудит.

Горели щеки, звенело в ушах, когда она, тяжело дыша, преодолевала устланные ковром ступеньки. Вся нежность, которую она испытывала к Джеффри Морхаузу, ушла бесследно. Он разрушил ее, разбил на куски, как разбил этрусскую вазу в рыцарской зале.