Надежда Башлакова: Мгновение длиною в бездну. Рождение Топаз. Книга 1

Девочка даже обернулась, испугавшись своей дерзости и почувствовав наконец–то, насколько кощунственной и противоестественной была сама её эта мысль. Стать свободной! Она посмотрела по сторонам, не подслушал ли кто её новую потаённую мечту. Но рядом никого чужого не было, и только рыжий кот Кровопийца сладко потянулся и снова безмятежно улёгся, прижавшись к её тёплому боку и мило посапывая.

И тут Девочку осенило. Вот вам ещё одна загадка. Почему кот, который, по словам разбойника, любил царапаться, принял её как родную и не отходил почти ни на шаг? В доме бывших хозяев не было кошек, оттого Девочка и не могла с ними раньше общаться поближе. Только видела несколько раз на улице, когда бегала куда–нибудь по поручениям молодой госпожи, и они всегда были с ней ласковы и милы, некоторые даже касались её рук розовыми шершавыми языками, словно она была их родным котёнком. Они бежали к ней со всех закоулков, мяукая и мурлыча, тёрлись об ноги. Но Девочке это всегда казалось обычным явлением, и она никогда не обращала внимание на такое необычное, можно сказать, поведение и диких уличных котов и ухоженных домашних любимцев. И только теперь ей выпала эксклюзивная возможность всё это наконец–то осознать и хорошенько обдумать.

Девочка села и взяла на руки урчавшего от распиравшей его нежности Кровопийцу. Она почти вообще ничего не знала о кошках и не могла понять, что такое они могли знать о ней, чтобы относиться к ней с такой нежностью, заботой и любовью.

— Ну, котик Кровопийца, почему ты так мил со мной? Почему не показываешь свои острые коготки, когда я делаю вот так, — Девочка перевернула его на спину и захлопала его же лапами в ладоши, — или вот так, — она накрыла ладошкой его округлую мордашку и потрепала её из стороны в сторону.

Но он знать себе только громче начал урчать, ещё и сам, подставляясь под ласковую девичью ладонь.

— Ничего ты мне не можешь сказать, — разочарованно произнесла Девочка, — а сама я не могу тебя понять. Потому что не какая–то я сказочная принцесса, или ведьма, или богиня кошек, а самая обыкновенная рабыня, дочь смуглокожей рабыни с неведомых островов и её хозяина, известного повесы и гуляки. — Заключила она. — Просто я не делаю зла четвероногим и хвостатым братьям и сёстрам нашим меньшим, как учит вера моих богов, вот вы и не видите во мне ненависти и зла, не таясь и не боясь со мной соприкоснуться. — Тихо проговорила она, снова ложась на одеяло и прижимая к себе кота.

— Когда мы ступим на землю, меня отдадут в рабство какому–нибудь новому господину или госпоже, и я не знаю, что было бы лучше. А ты по–прежнему будешь колесить по свету со своим разбойничающем хозяином, и как знать, может статься, когда–нибудь в этом трюме будет сидеть другая молодая пленница или пленник, или они будут старыми. Хотя нет, старых не будут кормить, их просто выбросят за борт, чтобы умилостивить Морского Царя и их тут же сожрут акулы, так вот, быть может, и тогда ты будешь радовать кого–то своим теплом и лаской. А не знаешь ли ты, милый Кровопийца, в какие такие края мы плывём?

— Мяу.

— Вот и я не знаю. А долго ли нам плыть?

— Мяу.

— Жаль, что мы с тобой разного рода племени. — Печально прошептала Девочка. — Разговариваем каждый на своём языке и не можем понять собеседника.

— Мяу.

— Вот и я о том же.

Они недолго полежали в темноте. Тут сверху послышался глухой удар, затем ещё один, и люк вверху открылся.

Девочка испуганно вздрогнула и сжалась в бесформенный комок.

— Ну, как вы там? Кровопийца, а я смотрю, ты тут полностью освоился? Не хочешь на волю?

Кот молчал, безразлично взирая на открывшийся вверху проём. Лицо мужчины исчезло из поля зрения Девочки.

— Завтра с утра откройте люк, пусть не забывает, как греет и слепит солнечный свет. Запирайте только на ночь. Если услышите, что Кровопийца просится наверх, выпустите.

На мгновение сверху вновь показалось его лицо, затем оно исчезло, и послышались удалявшиеся шаркающие шаги. В просвете показалось чьё–то незнакомое лицо и тут же растаяло вместе с вечерними сумерками, накрытое всё той злосчастной крышкой люка, послышался глухой удар вбиваемого колышка, ставший впоследствии привычным и будничным.

Кровопийца не пожелал покинуть полюбившуюся ему пленницу ни завтра, ни послезавтра. Ни на какие уговоры он не реагировал, а если кто–нибудь пытался приблизиться к нему и унести через силу, царапался и орал во всю мощь своих кошачьих лёгких. Вскоре его хозяин потерял всякое желание противостоять воле своего любимца, тем более хлопот у него к этому времени прибавилось. Надвигался шторм.