Алена Кручко: Испытание весной (СИ)

— Идея его величества, — слишком, пожалуй, бесстрастно объяснил Варрен. — В свете последнего газетного скандала…

— О-о, — протянула Джегейль, — суду все ясно, можете не продолжать. Надеюсь, это никого из нас ни к чему не обязывает?

— Только дает пищу слухам.

— Тоже хорошего мало. Ну ладно, будем считать, король знает, что делает, — Джегейль вздохнула с явной досадой.

Пятерка телохранителей слушала все это с каменными лицами, только лейтенант хмурился: наверняка уловил недовольство и некоторый скепсис девушки. Ничего, она и не обязана радоваться: его величество и впрямь поставил их всех в неловкое и весьма двусмысленное положение. И, пожалуй, очень хорошо, что деточка это поняла.

Варрен помог ей подняться в карету, к задремавшей в ожидании Солли. Что-то тихо сказал. Гелли покачала головой: скомканное, на чужих глазах прощание ей решительно не нравилось. Но, с другой стороны, охрана в пути — это хорошо, очень хорошо.

Оннар фор Гронтеш, первый адмирал Андара, в авантюрах знал толк. Добрая половина его жизни лишь из них и состояла: в разной степени самоубийственных, удачных или не очень, на грани закона или за гранью. Любовь к авантюрам принесла ему прозвание «Огненный Гронтеш», которым, кажется, куда больше гордился Реннар, чем он сам, народную любовь и несколько лет суровой опалы.

Сидя без дела в замшелых стенах родового замка, опальный адмирал возненавидел собственную способность ввязываться в приключения. Ненависть продержалась ровно до того мгновения, когда, вернувшись в столицу, он едва не словил пулю убийцы.

Тогда и понял: отними у него эту страсть, взрасти на ее месте разумную осторожность, и Огненный Гронтеш умрет. Сам, и убийцы не потребуются. Нет уж, он останется собой, и гори все огнем. Будет жить, как всегда жил — не оглядываясь.

Сын удался в него, тоже не умел оглядываться и беречь себя, вот только молодая дурь мешала эффективности. Реннар ввязывался в авантюры ради самого процесса, ради ощущения риска и радости чувствовать себя победителем. Но с этим ничего не поделаешь, само пройдет с опытом. Мешать сыну набираться опыта адмирал не собирался.

Иное дело — женщины. Дочь, сестра, а теперь еще и невеста. Ради их безопасности адмирал фор Гронтеш готов был на многое. И уж самое малое, что может он сделать — привезти дочь и сестру в столицу! Родовое гнездо — не слишком надежное укрытие, когда в нем нет ни одного мужчины, кроме слуг. После нападения невидимых убийц даже собственный столичный особняк не казался надежным. Поэтому адмирал охотно согласился, когда фор Циррент предложил приютить будущих родственниц у себя.

Однако, надеясь на охрану Тайной Канцелярии, собирался и от себя внести лепту.

— Все еще таскаешь за собой личного повара, братишка? — подначила Унна, увидев, как следом за братом спускается из кареты Есин.

— Старею, — отшутился он, — привыкаю к комфорту.

Есин тонко улыбнулся, поклонился хозяйке дома. Странным образом эти двое отлично спелись, хотя Унна полагала не женским делом учить варварские слова, а Есин вполне успешно делал вид, что переводческого заклинания к нему никогда не применялось. Возможно, взаимному уважению помогало то, что Унна бестрепетно допустила чужака в святая святых — на кухню, а тот не гнушался помогать женщине в ее маленьком садике, разбрасывая навоз под кусты смородины и показывая, как придать ветвям яблонь изысканные изгибы.

Сильвия с визгом выбежала во двор, кинулась на шею:

— Папа, папа приехал!

— И это благородная барышня, — он обнял дочь, невольно отметив, что та за каких-то пару месяцев успела окончательно утратить подростковую голенастость, округлиться в нужных местах: уже не девчонка, а девушка. — Благовоспитанная. Почти невеста.

— Ой, папа, не занудствуй! — «почти невеста» еще и ногами поболтала, повиснув на его шее. — Я жениха хочу такого, как Рени, он меня понимает! А тетушка Лили-Унна говорит, что у меня твой темперамент, вот! И лучшее, что может сделать мой будущий муж — просто смириться!

— Мужу будущему это скажешь, — адмирал сдержал улыбку, но обмануть Сильвию нарочитой строгостью ему не удалось. Впрочем, перед долгой разлукой он полагал уместным показывать родным любовь, а не строгость, так что притворяться и дальше не стал.

— Надолго? — спросила Унна.

— За вами приехал. Времена наступают сложные, боюсь вас одних здесь бросать. В столице надежнее будет. Собирайтесь, мы с Есином в рощу сходим, пока светло. Вечером расскажу все, а завтра хорошо бы выехать.