Марина Эльденберт: Поющая для дракона

— Моя Леона. Моя. Огненная девочка.

Огненная. Я горела для него, горела, как в ту ночь, и мир перед глазами менялся, подергиваясь знойной дымкой. Эта мысль обожгла, напугала, отрезвила — что будет, если магия вырвется снова? Испуганно распахнула ресницы и встретила взгляд алых глаз. Вертикальный зрачок превратился в тонкую стальную нить, рассекая радужку на две половины. Содрогнувшись — то ли от страха, то ли от возбуждения, напряглась. Словно прочитав мои мысли, Халлоран произнес:

— Это огни, Леона. Им нужно узнать друг друга.

— Так всегда бывает?

— Только в первый раз. Не бойся. Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.

В близости как на костре…

И все же я не отказалась бы ни от мгновения того, что испытывала сейчас. Положила руки ему на грудь. Широкую, мощную, на которой все ярче пламенела родовая роспись. Медленно провела пальцами ниже, впитывая каждый миг, каждый взгляд, каждый хриплый вздох, подаренный мне. Мне… Не только я горела сейчас, он горел тоже, вместе со мной.

Из-за меня.

Какая же опасно-сладкая мысль.

Туфли потерялись еще где-то внизу, поэтому, когда пятки защекотал густой ворс ковра, всхлипнула от смены ощущений. Но Халлоран ни на минуту не выпускал меня из объятий. Даже сейчас, когда мы стояли друг напротив друга, прижимал к себе, продолжая целовать неистово, страстно и… нежно. Наверное, именно эта странная, даже пугающая нежность от этого невыносимого мужчины заставила меня полностью потеряться в том, что я чувствовала сейчас. Даже огни схлынули, отступили на второй план.

И в том, как меня развернули к себе спиной, и в том, как скользнули пальцами по шее, убирая волосы, было что-то проникновенно-интимное. Горячее самой откровенной и бесстыдной ласки.

Молния поддалась. Платье раскрылось бутоном, упало к моим ногам, и я вышла из него, как из теплых морских волн на неизвестный берег. Ладони Халлорана коснулись обнаженных плеч, скользнули к ключицам, выписывая узоры на моем теле. Если бы под ними сейчас загорелась роспись, я бы не удивилась: такой обжигающе-тонкой была эта игра.

Подалась назад, вжимаясь ягодицами в сильные бедра. Хриплое рычание огнем прокатилось по коже, срывая стон с моих губ. Подчиняясь дикому чувству, вывернулась и отступила на несколько шагов. Позволяя себе насладиться темнеющим от расширившегося зрачка пламенем. На краю сознания мелькнула мысль, что белье стоило своих денег, а спустя мгновение я уже оказалась на постели. Распластанная сильным телом по прохладе покрывала, с заведенными над головой руками.

Голова кружилась. Сладко. От сметающей все на своем пути силы, с которой меня швырнули на кровать. От жесткого захвата, от ощущения твердеющего желания, упирающегося в бедро.

Медленно развела ноги, сгибая в коленях и позволяя ему почувствовать себя.

Подчиняться и одновременно чувствовать свою власть. Как же это заводит…

— Нравится меня дразнить? — Горловое рычание прокатилось от кончиков пальцев до корней волос, заставив драконицу отозваться на этот призыв так яростно, что стало невмоготу.

От невозможности коснуться мощной груди, повторяя узоры в короткой ласке. От желания ловить губами его хриплые стоны. Снова и снова.

— Да, — прошептала ему в лицо.

Контраст горячего дыхания и стремительно тающей подо мной прохлады.

Вздрогнула, когда он скользнул телом по телу. По обнаженной коже — шелком рубашки, коленом между бедер. Издевательски-ласково коснулся ключиц языком, чтобы спустя миг ожечь коротким укусом.

Цветы поцелуев раскрывались один за другим, заставляя вздрагивать и выгибаться — насколько мне позволяли. До той поры, пока губы не сомкнулись на напряженном соске, а в груди не кончился воздух. Вернувшийся горячим, как плазма, и таким же густым. Халлоран медленно втянул в себя сосок вместе с тончайшим кружевом, играя тугой горошиной поверх белья. Поглаживая плененные запястья подушечками пальцев.

Сердце билось рваными ударами, через раз. Грудь высоко вздымалась, и тогда сосок вжимался в его рот, заставляя выгибаться и еще сильнее тянуться к Халлорану. Но самую большую ошибку я допустила, когда посмотрела в его глаза. В свое хмельное отражение — перед тем как иртхан на миг отстранился, чтобы опуститься ниже.

И все. Меня не стало.

Меня без него, остались только мы.

Внутренняя поверхность бедер горела от поцелуев-укусов. Зыбкое марево перед глазами раскалилось докрасна, вплетая в ослепительный солнечный свет алые сполохи. Особенно в миг, когда его пальцы сдвинули кружево белья в сторону, а губы коснулись самого чувствительного местечка. Не сразу поняла, что цепляюсь за покрывало по-прежнему заведенными над головой руками, хотя он их давно не держал.