Альма Либрем: Психология проклятий

Бывшая соседка зашипела, словно Тэсса её попыталась поджечь, а не лист бумаги с написанными на нём оскорблениями.

— Стервоза! — искренне произнесла она. — Чтоб тебе пусто было! Отобрала у меня моего Сагрончика…

Котэсса предполагала, что Сагрончик — уже несколько двадцаток как её, между прочим, законный супруг, — даже не подозревал о существовании какой-то там влюблённой в него студентки, всё никак не способной понять, почему её прекрасная личность игнорируется, а не осыпается цветами в безгранично дорогих букетах, а перед нею не расстилается красная дорожка. Но рассказывать кому-либо о том, что он неправильно живёт, сейчас было не в правилах Котэссы. Она никаким-то странным образом привыкла пропускать мимо ушей всё, что говорят другие люди, свыклась с тем, что надо жить, как живётся, и…

Нет, всё-таки Сагроново равнодушие к чужим сплетням было заразным. В Котэссу уже давно не тыкали пальцем, видя её в преподавательском крыле — где ещё молодой жене жить, как не с мужем? К ней привыкли и на кафедре, причём ещё намного раньше. А в Следственном Бюро и вовсе любили, а Ребекка, рассчитывающая на внимание Ирвина, была готова на руках носить: нравившаяся чисто по-человечески Сияющему Котэсса была женой его лучшего друга, а значит, занять особенное место в сердце мужчины не могла никак.

Котэссе порой хотелось разочаровать заносчивую Ребекку, рассказать ей о том, что далеко не всегда то, что женщина занята, останавливает влюблённого в неё мужчину — а последние зачастую ведут себя, как мальчишки, хорохорятся и отказываются внимать здравым аргументам и разумным отказам, — но она так этого ни разу и не сделала. Наверное, сознавала, что во лжи нет ничего хорошего.

Летом жилось легко. Она была только женой Сагрона, а не его студенткой, и ещё немножечко следователем, которому уже начали поручать серьёзные дела. Боевой маг, ещё и часть боевой пары — серьёзное преимущество перед другими, и Котэсса чувствовала в себе ужасное желание трудиться, не покладая рук. Но стоило прийти осени, как Тэсса вновь стала ещё и студенткой — правда, уже магистранткой, — лицом к лицу столкнулась со своими старыми врагами, несерьёзными, разумеется, вроде бывших соседок по комнате, но такими противными…

— Попрошу тише! — раздражённо застучал мелом по доске профессор Куоки. — Разве вам не интересно слушать историю развития часовых механизмов?

— Не особо, — буркнула себе под нос Котэсса, но комментировать громче не стала. Она, конечно, могла, но только не в тот день, когда на учёном совете утверждали тему диссертации Сагрона — очень важное мероприятие, на котором ни Тэсси, ни сам Сагрон находиться не могли, вытрепало им уже немало нервов.

Рейна, кажется, попыталась испепелить Котэссу взглядом и как минимум одним проклятием из тех, которые были рассказаны приглашённым преподавателем-теоретиком на прошлом уроке. Если учитывать, что он допустил как минимум три ошибки в трактовке текста и процедуры, а студентка умудрилась перекрутить даже то, что услышала правильно, а вот ошибки повторила с завидным упрямством, сработать заклинание не могло, но Котэсса всё равно поймала почти невидимую искру в раскрытую ладонь и быстро стряхнула её с руки на часы, возвышавшиеся на преподавательском столе.

— Скажи, — придвинулся ближе Окор, сидевший на другом конце длинной лавки — в этом учебном зале предполагалось сидеть едва ли не вшестером, но студентов на лекцию к Куоки пришло ожидаемо мало, — а он хоть от старости в постели не рассыпается? Как-никак, тридцатник уже стукнул. Может, уже и дисфункция…

— Выучил новое слово? — не удержалась от язвительного комментария Котэсса.

— Дисфункция? — тут же оживился профессор Куоки. — Окор, мой дорогой, вы, несомненно, правы, у часов была именно дисфункция! Дорогие студенты, поприветствуйте моего бакалавра! К сожалению, его защита не увенчалась особенным успехом… — и никто, кроме Толина, этому не удивился, разве что ещё сам Окор. — Но он готов дерзать и дальше… Окор, дорогой, не хочешь рассказать о своей бакалаврской?

Шанук поднялся, правда, очень медленно и явно крайне неохотно, а Котэсса расслабленно откинулась на спинку лавки и прикрыла глаза. Лекция грозила затянуться, Рейна придумывала следующее проклятие, рассчитывая на то, что оно обязательно подействует, а ей было очень скучно. Всё-таки, правы были старшекурсники, когда говорили, что после приобретения первой работы ценность университета в глазах студента несколько падает. И чем лучше работа, тем меньше хочется возвращаться в храм науки, по крайней мере, если платят хорошо, а студент не намеревается похоронить свою личную жизнь во имя учёбы.