Борис Тюрин: Пленник (СИ)

Когда в пещере стало чисто, он с трепетом подошел к груде оружия. Теперь, вместо ржавых железок, он видел произведения искусства древних мастеров. Дрожащими, от восторга, руками он гладил совершенные изгибы. Подавшись импульсу, Кошчи метнулся из пещеры и упал на колени, шаря по земле в поисках нужного камня. Много одинаковых голышей летело в стороны, сопровождаемые криками разочарования, как попался нужный. Он внес его на вытянутых руках, словно священный дар богам, в пещеру и с благоговением опустился на пол перед великой коллекцией, оставленной ему неведомым благодетелем.

Камень оправдал надежды пленника, ржавчина легко сходила с лезвий под его действием, не причиняя им вреда. День за днем, ночь за ночью, он работал не покладая рук, словно мстя себе за бездействие и леность, стирая пальцы в кровь, зарабатывая мозоли и безудержно радуясь каждой новой. И очередной клинок ложился на каменный пол: сверкающий, чистый, готовый к бою. А если случалось, что время слишком потрудилось над предметом, Кошчи рыдал, как ребенок, хороня его в камнях на дворе…

Настал день, когда потянувшись сине-багровой рукой к куче, Кошчи обнаружил, что не осталось ничего. Он выпрямился, явственно слыша скрип и треск во всем своем теле, боль в каждой мышце и связке. Благословляя эту муку, которая подтверждала ему, что он жив, пленник обвел гордым взглядом свой дом: по всему полу было разложено в четком порядке блестящее, словно новое, оружие. Свет померк в его глазах. Но это не факелы утратили свой вечный свет, это пришел к нему сон: такой долгожданный в безумстве и такой сладкий после хорошо выполненной работы.

Следуя данному себе обещанию: каждый день видеть новое, Кошчи начал исследовать глубины своего дома. Первая же прогулка привела его в узкий и низкий коридор, не освещённый ничем. Но он не мог даже находиться около входа, так как испытывал необъяснимый ужас.

Слегка отправившись от сильного потрясения, страж решил не отступать, просто чуть изменить порядок освоения своего владения: другой коридор привел его в другую пещеру, как две капли воды похожую на первую, за тем лишь исключением, что здесь не было ни факелов, ни даже выступов для их установки. Других коридоров из залы не выходило. Вернувшись, пленник порадовался хорошей прогулке и снова забылся здоровым сном.

День за днем он обходил коридоры, осваивал другие пещеры. Теперь ближайшие служили ему полигоном для упражнений во владении оружием. Одну, самую близкую, он определил для занятий с мечами. Каждый день выбирая другой клинок, чтобы его железным друзьям не было обидно, пленник учился владеть им. Не имея возможности учиться или вспомнить, как это должно быть правильно, Кошчи сам выдумывал движения, представляя множество противников, и сам же определял, какую атаку как нужно отражать. Он учился у случайно залетевшей к нему стрекозы вращать меч, у бабочки — как работать с двумя клинками одновременно. Каждая его тренировка походила на запредельный танец, а трудолюбие и одержимость не позволяли остановиться в развитии.

Самый освещенный зал, в своде которого было множество отверстий, пленник определил для упражнений с арбалетами. Для этих целей сюда было перетащено старое бревно, что подпирало намертво закрытые ворота. Своей кровью Кошчи нарисовал мишень и не оставлял занятий, пока не добивался поставленной цели. Даже если на это требовалось несколько суток.

Самая темная пещера служила для медитаций: когда пленник чувствовал, что безумие снова подстерегает его, он отправлялся туда и освобождал свои мысли от любого вмешательства, не отлучаясь ни на сон, ни на еду. И лишь когда безумие отступало, он позволял себе короткий сон и легкий перекус и вновь отправлялся в зал к своим друзьям — мечам. Он страж, и никто не смеет осквернять его дом — даже он сам!

В какой-то момент, его необъяснимый страх перед маленьким тёмным коридором, ослаб, и он подумал, что негоже такому знатному стражу не знать, что же он охраняет. Сняв со стены один из негасимых факелов, пленник впервые в своей жизни, ступил туда, где ещё ни разу не был. Коридор вёл в гораздо более глубокое подземелье, нежели то, где до сих пор жил Кошчи. Пропетляв в разные стороны, он, в конце концов, привёл в маленький зал, даже не зал, а так, каменный мешок. Посередине стояли две большие плетёныё корзины. В каждой покоились по четыре пузатых глиняных кувшина. Все они были запечатаны, и каждая печать внушала стражу первобытный ужас, он ни за что на свете не рискнул бы её коснуться. А вот сами кувшины пленника не пугали, даже, скорее, наоборот — привлекали, особенно тот, который вывалился из полусгнившего угла корзины и заработал трещину. Неглубокую, но капли просочившейся изнутри жидкости поблёскивали в неясном свете факела. Кошчи стёр одну пальцем, и, прежде чем в нём заговорили осторожность или здравый смысл, слизнул её. В мозгу вспыхнул яркий свет, и, не успев ничего осознать, пленник замертво рухнул на каменный пол.