Дэни Аткинс: Виновата любовь?

Конечно, могли навалиться дела на работе, но серьезно – неужели так трудно взять трубку и позвонить? Или он жалеет, что и так потратил на меня слишком много времени? А может, я опять все неправильно истолковала, приняв дружеское участие за нечто совершенно иное?

Чтобы чем-то заполнить время, я каждый день старалась придумать себе занятие – когда устаешь физически, то времени задумываться просто не остается. Сделала перестановку в спальне. Дважды. Отдраила весь дом до невиданного блеска. Попробовала даже печь – сомнительная задача, если учесть, что до этого я почти не заглядывала в духовку. Вытаскивая противень за противнем с выпечкой разной степени съедобности, я видела немой, но вполне закономерный вопрос в глазах отца. Действительно, чего ради готовить как на полк, когда в рождественский вечер мы останемся вдвоем?

В кровать я падала совершенно измотанная, надеясь избавиться и от мыслей о Джимми, и от вновь вернувшихся странных снов и ночных галлюцинаций. Тщетно.

* * *

В один из предрождественских вечеров папа, появившись на пороге, втащил в гостиную невероятных размеров елку. Я, сидя у камина, подняла взгляд от кошки, с которой у нас дела потихоньку шли на лад. По крайней мере теперь она секунд пять сносила мои поглаживания.

– Мы ведь вроде не хотели наряжать в этом году?

– Знаю, – пропыхтел папа, волоча по ковру гигантское дерево, больше похожее на секвойю-недоростка. – И все же дом украсить не мешает. Устроить праздник, так сказать.

Я поспешно бросилась освобождать место в углу. Дерево оказалось таким высоким, что верхние ветки нависали под самым потолком.

– Побольше не мог найти? – съязвила я.

– В торговом центре она выглядела куда ниже.

– Оставь своего бедного отца в покое. Видела бы ты, как он тащил ее в гору.

Я обернулась так быстро, что хрустнуло в шее. Занятая елкой, я не заметила, что следом за отцом в комнату вошел Джимми.

– Спасибо, что подбросил, сынок, – откликнулся папа. – Я как чувствовал, что надо было ехать на машине.

– Не за что, – отмахнулся Джимми, но смотрел он при этом только на меня. Повисла долгая, почти граничащая с неловкостью пауза.

– Может быть, чаю? – предложил папа, уже на полпути к кухне.

Дождавшись, пока он уйдет, я проговорила:

– Смотри-ка, кто пришел. Я уж думала, мы тебя больше не увидим.

У него по крайней мере хватило совести смутиться.

– Прости, что не отзывался. Я получал твои эсэмэски, хотел перезвонить, но… – Он замолчал.

– Понимаю, на работе был занят.

– Нет, не в том дело. Я просто…

Это начинало мне надоедать. Он вообще собирается закончить хоть одну фразу?

– Отличная елка, – сказал Джимми, с преувеличенным вниманием рассматривая дерево.

Не знай я его хорошо, решила бы, что он нервничает. Но из-за чего – я не могла понять. Пока папа передавал чай, у меня была возможность как следует незаметно разглядеть Джимми. Похоже, не я одна плохо спала в последнее время, если судить по темным кругам у него под глазами.

– Так что, у вас есть, чем украшать? – кивнув на елку, спросил Джимми, когда его чашка опустела.

– Хочешь нам помочь?

– Нам? – переспросил папа. – Ну нет. Я свое дело сделал, остальное на вашей совести.

– Тогда я принесу коробку. Она на чердаке?

Я думала, что кто-нибудь из двоих или оба сразу вскочат с места и предложат свою помощь. Однако когда папа действительно начал подниматься, Джимми метнул на него предупреждающий взгляд.

– Ты же сама справишься? – утвердительно спросил он.

– Конечно, – ответила я, поняв неприкрытый намек, и вышла из комнаты.

Опуская чердачную лестницу и устанавливая распорку, я даже не заметила, что недовольно бормочу себе под нос, и опомнилась, лишь увидев горящие зеленые глаза Кицци, с любопытством наблюдавшей за мной с перил.

– Ты такая же, как они, – сказала я.

Кошка с высокомерным негодованием спрыгнула со своей обзорной точки и метнулась прочь.

Ясно, Джимми хотел избавиться от меня, чтобы поговорить с папой тет-а-тет. Наверняка сейчас пересказывает ему мою – возможно, немного сумасбродную – теорию, убеждая, что со мной далеко не все в порядке. Просто класс. Только отец перестал опекать меня как больную, поверив, что «амнезия» скоро пройдет, – на тебе, теперь опять начнет надо мной трястись! Такое предательство со стороны Джимми здорово меня разозлило. Конечно, я не просила его хранить молчание, но, казалось бы, после стольких лет дружбы мог бы и сам догадаться.