Жозефина Мутценбахер - История жизни венской проститутки, рассказанная ею самой

Он был таким огромным, что я не могла полностью его обхватить. Я тотчас же принялась двигать ладонью вверх и вниз по этому большому, пылающему жезлу, а господин Экхардт играл со мной и целовал. Так мы некоторое время тёрли друг друга, пока у него не ударил фонтан. Я почувствовала, как мою руку обдало чем-то очень тёплым, и услыхала звук тяжёлых капель, глухо падающих на пол, При этом у меня тоже подкатило, ибо, брызгая, он удесятерил интенсивность движения своих пальцев.

Когда всё было позади, он сидел в страшном испуге, а потом заключил меня в крепкие объятия и прошептал на ухо:

– Ты никому не скажешь?

Я отрицательно покачала головой. Тогда он поцеловал меня, поднялся с кресла и ушёл.

В течение нескольких дней я видела его только мельком. Он избегал моих взглядов, и, казалось, стыдился меня. Это странным образом отразилось на мне, так что я всегда убегала, стоило ему появиться. Но спустя неделю, когда я с братьями резвилась внизу во дворе – матери дома не было – я увидела, как он пришёл и поднимается по лестнице. Через некоторое время я юркнула следом.

Когда я вошла в кухню, сердце у меня колотилось. Он стремительно схватил меня, с жадной страстью, и руки, как я хорошо заметила, у него дрожали. Я бросилась в его объятия и тотчас же снова испытала наслаждение от обслуживания его пальцами. Мы уселись рядышком, и он дал мне свой шлейф. Сегодня я смогла обстоятельнее его рассмотреть. Он был вдвое длиннее и вдвое толще, чем у Роберта, и сильно загнут вверх.

Нынче, когда за свою жизнь я передержала в руках и во всех отверстиях своего тела не одну тысячу этих инструментов любви, я могу задним числом с уверенностью утверждать, что то был чрезвычайно красивый и справный экземпляр шлейфа, который совершенно иначе порадовал бы меня, будь только я в ту пору на несколько лет постарше. Я с жаром принялась полировать его, прилагая всё умение, которому научилась у Роберта. Когда я приостанавливалась от усталости или когда забиралась поглубже, чтобы потрогать кустики мягких волос, выбивавшиеся из штанов, он шептал мне:

– Продолжай, мой ангелочек, мышка моя, моё сладкое сокровище, моя маленькая возлюбленная, заклинаю тебя всеми святыми, продолжай, продолжай…

Я растерялась от непривычности слов, с которыми он обращался ко мне, вообразила себе на эту тему невесть что и продолжала трудиться, чтобы ему угодить, так старательно, что вскоре семя его ударило высоким фонтаном, едва не угодив мне в лицо, потому что я низко склонилась над его членом.

Через несколько дней, когда мы снова собрались ублажить друг друга, он опять говорил мне: «маленькое сокровище, ангелочек, мышка, сердечко, возлюбленная», и тут – я как раз гладила его шлейф особенно хорошо и при этом вертела попкой, потому что он обрабатывал мою плюшку так, что на меня в любой момент могло накатить, – он внезапно прошептал мне:

– О боже, если бы я только мог совокупиться с тобой!..

Я порывисто высвободилась из его рук, отпустила его, бросилась на землю, широко раздвинула ноги и замерла в ожидании. Он подошёл ко мне, наклонился и, тяжело дыша, проговорил:

– Но ничего не выйдет, ты ещё слишком маленькая…

– Ничего страшного, господин Экхардт, – ответила я ему, – ну идите же!

Он, ни живой ни мёртвый от сладострастия, лёг на меня, подсунул мне под попку ладонь, чтобы меня приподнять, и начал растирать хоботом мою плюшку. При этом я крепко держала его за шлейф и следила за тем, чтобы тот ходил по всей щелке. Он наносил толчки с такой быстротой, на какую был только способен, и спросил:

– Ты уже сношалась когда-нибудь?

Я бы охотно поведала ему обо всём, – о Франце, Фердле и Роберте, – но до сих пор не понимаю, что заставило меня сказать «нет».

Он же продолжал:

– Давай, ангелочек, признайся мне, тебе уже приходилось совокупляться? Я ведь, разумеется, вижу, что приходилось… только скажи мне с кем? Часто? Хорошо было?

Я работала попкой и уже тяжело дышала, ибо он лежал на моей груди, и кроме того чувствовала, как его шлейф начал судорожно подрагивать. Однако я беззастенчиво врала дальше:

– Нет, конечно же, нет… сегодня впервые…

– Хорошо тебе?.. – продолжал он спрашивать.

– Да, очень хорошо…

В этот момент он излился и так обильно оросил мне живот, что мокрота стекла мне в пах.

– Лежи так и не двигайся, – сказал он, встал на ноги и, достав носовой платок, насухо вытер меня. Затем продолжил меня расспрашивать: – Не делай вид, будто ты ещё совершенно ни о чём не знаешь, можешь не говорить мне это. Я и так уже обо всём догадался.