Лира Ерошевская: Под небом Финского залива

Здравствуй, малыш!

Здравствуй, - она протянула ему руку.

Димка прижал ее руку к губам. А она никак не могла его узнать, что-то новое появилось в нем, а что - она никак не могла сообразить. Но вдруг она поняла, что именно изменилось в нем: Димка был седой. Да, да, белые прядки, аккуратно зачесанные, покрывали его голову, никак не гармонируя с его молодыми зелеными глазами, и Лене стало не по себе. Она даже тряхнула головой, как будто отгоняя от себя неожиданное видение, но Димкины волосы продолжали оставаться седыми.

- Что с тобой? - спросила она.

Больше она ничего не спросила, не стала развивать или уточнять вопрос, но Димка ее понял.

- Жизнь, - ответил он неопределенно, проведя рукой по волосам. - А потом, у меня и отец рано поседел - наследственное, наверное. - И улыбнулся вымученной улыбкой.

А у Ленки защемило в груди. "Зачем я спросила, нужно было просто не заметить". - подумала она.

Ну что, пойдем посидим, - Димка взял ее под руку. Они прошли в ресторан и выбрали столик, стоявший в самом углу. Народа было мало, и официант подошел к ним, когда они только начали изучать меню. Впрочем, совсем напрасно, потому что ничего из того, что афишировалось, в ресторане не было.

Неси, что есть, - сказал Димка официанту. - И еще вина хорошего, граммов триста.

Официант принес столичный салат, антрекоты с жареным картофелем, рыбу под маринадом и графинчик с вином. Они выпили за встречу.

Замуж не вышла? - спросил Димка.

Не собираюсь пока... Кто не вышел до двадцати пяти, тот уже раньше чем в тридцать пять не выйдет. Так что у меня в запасе есть еще четыре года.

Лене хотелось узнать, как сложилась его дальнейшая личная жизнь в семье, осторожно спросила:

Как твоя дочка?

Отличница, - в Димкином голосе звучала гордость.

Ну, а как с женой живешь?

Живем... - Димка повернул голову и стал рыскать глазами в глубине зала.

Лучше, чем раньше?

Брови у Димки переломились посередине.

- Лучше, наверное... - сказал Димка и, перебив сам себя, стал подзывать появившегося из подсобки официанта. - Друг, принеси-ка нам водички еще какой-нибудь.

И не давая Лене времени для следующего вопроса, стал рассказывать, как в вагоне поезда, в котором он приехал в Москву, он познакомился с интересным поэтом, который всю дорогу читал ему свои стихи. И Лена поняла, что не хочет он рассказывать ей о своей семейной жизни, и решила больше не расспрашивать его об этом.

Разговор, не клеящийся вначале, после рюмки стал более непринужденным. Они говорили обо всем: о политике, о просмотренных кинофильмах и прочитанных книгах, о новых знакомствах, - только не касались больше тем, имеющих непосредственное отношение к ним самим. А иногда они замолкали, сидели молча и смотрели друг на друга. Кто знает, о чем думал в это время Димка, но глаза у него становились такими, какими они были в самые лучшие часы их былых встреч. Только к его седым волосам Лена никак не могла привыкнуть, ей вспоминались те каштановые волосы, которые она так любила когда-то трогать рукой.

А время неумолимо приближало час Димкиного отъезда. Рассчитавшись с официантом, Димка закурил очередную сигарету, курить он так и не бросил:

- Спасибо, что пришла.

Он опустил глаза в тарелку и несколько минут разглядывал ее измазанную подливой поверхность. Потом поднял глаза на притихшую Лену:

- Пойдем, малыш. Пора!

Они зашли в камеру хранения за вещами и вышли на перрон: поезд стоял уже на своей платформе. Димка занес вещи в купе и снова вышел к Лене. Они стояли и смотрели друг на друга, не говоря ни слова. До отхода поезда оставались минуты. Вокруг суетились носильщики, пассажиры и провожающие. Никто не обращал внимания на седого мужчину и на красивую женщину с сумочкой, перекинутой через плечо. Лена ждала, что Димка поцелует ее на прощанье, тем более что обстановка была самая что ни на есть подходящая, но Димка только протянул руку и провел по ее волосам.

- Я очень рад, что увидел тебя, - сказал он и вспрыгнул на подножку тронувшегося поезда, который стал быстро набирать скорость.

Лена шла вдоль платформы, закусив губу, и махала рукой Димке, который, держась за поручень и перегнувшись в Ленину сторону, тоже махал ей рукой. Они не отрываясь смотрели друг на друга, и в Димкиных глазах Лена читала, что она по-прежнему любима им, и ей казалось, что если даже она никогда и никем не будет больше любима, то она сможет жить той памятью, которая оставалась с ней, и той любовью, которая всегда будет жить в Димкином сердце, - она верила в это, хотя о любви между ними не было сказано ни слова. Откуда-то издалека на поверхноость вдруг вынырнула мысль: а как бы сложились их судьбы, если бы она открыла дверь Димке, когда он приезжал к ней с букетом красных тюльпанов? Но она тут же отогнала от себя эту мысль, потому что она разрушала весь ее лирический настрой. Лена чувствовала, как в душе ее рождается что-то горячее и доброе, что она старательно пыталась в течение всего года вытравить из себя, как ненужный сорняк. И не помнила она ни коварной Димкиной лжи, ни боли, ни обиды, ни горьких дней, которые принесла ей любовь, - помнилось только светлое и хорошее, что было между ними.