Луиза Вильморен: Письмо в такси

— А среди всех этих мыслей вам никогда не приходит в голову, что я вас люблю?

— Я думаю об этом, как думают о невозможных вещах.

— Думайте об этом иначе, потому что я люблю вас, Сесилия.

— Нет, это неправда, нет, я не верю, но если вдруг вы меня любите, то говорите же, повторяйте мне это.

— Чем больше проходит времени, тем труднее мне обходиться без вас. Вы мне нужны вся целиком, для меня одного, на всю жизнь.

— Нет, это неправда, нет, я не верю, но я сделаю что угодно…

Он перебил ее:

— Вы сделаете что угодно, чтобы я отдал вам ваше письмо? Вот оно, — и достал его из бумажника.

Она предупредила его жест и отвернулась.

— Нет-нет, оставьте его себе, если вы мне его вернете, мне будет страшно, — сказала она, и Поль, который до сих пор любил ее, сомневаясь в ней, поверил в ее любовь и обомлел.

— Поль, — продолжала она, — вы перебили меня, когда я собиралась сказать, что, если вы вправду меня любите, я брошу все, чтобы не покидать вас.

Он взял ее за руки и посмотрел на нее, но она закрыла глаза.

— Вы пожираете мою душу, — прошептала она и добавила: — Я не знала, что я такая женщина.

Они вышли, сделали несколько шагов по тротуару и укрылись в подворотне, чтобы целоваться всласть.

Безумие и отрада поцелуев, любовь опьяняла их, когда они расстались, и Сесилия пообещала Полю приехать на следующее утро к нему домой.

Тем временем на Лионском вокзале месье Дубляр-Депом, доверив рыдающую Марселину друзьям, которые должны были отвезти ее домой, вернулся в гардероб за шляпой. Там он столкнулся с Гюставом, собиравшимся уходить, и, нимало не интересуясь его настроением, потащил его в переполненный ресторан, где они сели за столик друг против друга. Дэдэ намеревался съездить на несколько дней в Женеву и хотел обсудить с Гюставом кое-какие дела, которыми тому придется заниматься в его отсутствие. Гюстав сидел как на иголках, Дубляр это заметил, но лишь в самом конце долгой беседы осведомился о причине его нервозности. Гюстав ответил, что он неспокоен, потому что Сесилия, удрученная женитьбой своего брата, решила посидеть на скамейке в парке Тюильри. Дэдэ посчитал это за большую неосторожность и со знанием дела начал рассказывать о том, с кем там можно повстречаться после захода солнца, после чего побудил Гюстава как можно скорее ехать на поиски жены. Они расстались, и Постав отправился бродить в сад Тюильри — не только для того, чтобы сказать потом Сесилии, что он там был, но еще и потому, что не был уверен в том, что ее там нет. Он искал ее наудачу, и влюбленные, прижимавшиеся друг к другу на скамейках, вздрагивали, когда мимо них проходил человек, звавший приглушенным голосом: «Сесилия! Сесилия!» Из темноты появился молодой англичанин, одновременно спокойный и озабоченный, как все англичане, и спросил его:

— Я могу вам помочь? У вас сбежала собака, месье?

— Нет, жена, — ответил Гюстав.

Когда он вернулся, Сесилия ждала его в пещере Али-Бабы. Она не дала ему времени задать вопрос и сразу сказала, что не ездила в сад Тюильри, а Поль Ландриё подвез ее до дома.

— Я так и думал и скажу тебе, что ваша дружба с ним принимает очень фамильярный характер, мне это не нравится.

Советы Марселины всплыли в мозгу Сесилии.

— Что же тогда мне говорить о твоих тесных отношениях с Жильбертой? — парировала она. — Ты ведь с Жильбертой задержался?

— Нет, с Дубляром. Нам было нужно поговорить. Но кстати о Жильберте: она вздумала научиться играть в гольф и так просила меня дать ей урок, что я пригласил ее поехать с нами завтра в Ла Були.

— Целое воскресенье с Жильбертой! Ну уж нет, Гюстав, без меня.

— Ты несправедлива. Она мила, не капризна, в ней есть задор.

— Тебе с ней весело?

— Она женственна, и мне с ней не скучно, — ответил он, и Сесилия усмотрела в этих словах способ освободиться на целый завтрашний день:

— Так поезжай с ней, раз тебе с ней не скучно, надеюсь, что вы проведете прекрасный день. Только не рассчитывай на меня в качестве сопровождения.

Гюстав изобразил неудовольствие, но втайне решил отложить на потом урок гольфа, который он вызвался дать Жильберте, так как хоть она ему и нравилась и ему было жаль ее огорчать, он принимал всерьез только пожелания Сесилии.

Каждое воскресенье в одиннадцать часов он прогуливался пешком вокруг озер Булонского леса, так что на следующее утро Сесилия не удивилась его уходу и не заметила, как он прячет улыбку, говоря, что сначала пойдет разомнет ноги, а затем заедет за Жильбертой и вернется вместе с ней к половине первого.