Главное, чему я научилась через медитацию и свое писательское творчество, – это то, что мысли не реальны, не прочны. Что мы придаем им слишком много значения. Отпуская их, вы обретаете поразительную свободу. Но это проще сказать, чем сделать, потому что мысли связаны с эмоциями, за ними тянутся истории, прошлое, воспоминания – и через три минуты у вас наступает психоз. Поэтому полезно ловить их на самой примитивной, начальной стадии. Вот пример: допустим, я поссорилась с любимым человеком и искренне верю в свою правоту. Но потом приходит милосердие, и тихий голос внутри меня говорит: «Нат, это всего лишь твое мнение, оно на самом деле ничего не значит, избавься от этого». И – ого! – это создает пространство.
Все, что находится перед вами, – это ваша жизнь, поэтому вы должны относиться к этому бережно. Я не сижу в зендо, пытаясь придумать, о чем написать, чтобы потом помчаться к тетрадке и зафиксировать свои мысли. Каждое место – это отдельный опыт. Исполнение музыки несколько не соответствует моменту сидения в зендо, зато совершенно соответствует моменту, когда вы дуете в свой кларнет. Когда вы пишете картину, живопись соответствует моменту. Когда вы пишете текст – ваша писательская практика соответствует моменту. Это просто разные способы встретиться с собой и миром. Наблюдение за дыханием, ощущение своего тела целиком – это способ для зендо. Слова – это среда писательской практики. Когда ваши слова оживают, они становятся электрическими созданиями, ни на йоту не отделенными от человеческой жизни. Когда я чищу зубы, боюсь, я слишком много мечтаю, но все-таки иногда я здесь и чищу зубы.
Расскажите немного о том, как писать романы.
Роман развивается не так, как движется ваш разум. Эта книга («Человек, который съел машину») писалась естественным путем – следуя движениям разума. Когда я писала роман «Банановая роза» ( Banana Rose ), мне нужно было, чтобы что-то из главы 3, например, коричневая шляпа, обрело смысл в главе 33. В жизни коричневая шляпа может не иметь такого большого значения. Когда у вас ломается машина, это может быть просто поломка машины. У каждого человека есть множество мыслей. Они приходят и уходят. В них может не быть никакого особого смысла. Но в романе нам обязательно нужно рассказать историю, создать смысл. Поэтому в нем должна быть структура, начало, середина и конец, даже если это не вполне очевидно. Разум читателя жаждет смысла. Поэтому мне пришлось изучить структуру романа, отличающуюся от естественного хода человеческих мыслей, который я изучала до этого и на котором основана моя писательская практика. Для меня это было очень трудно. Поэтому я думаю, что от природы я не автор романов. Я не ищу значений. Романист может сказать: «Но я тоже не ищу значений». Однако в романе все должно складываться, сочетаться одно с другим. Когда вы дочитываете роман, у вас должно возникнуть чувство: «А! Вот как!» Если роман написан плохо, у вас не будет этого чувства, не будет ощущения правильности и завершенности.
Когда я начала писать роман, я очень увлеклась этим. Я искренне была готова сделать все, чтобы роман получился. Никогда раньше не знала, что способна прилагать такие усилия. Я сидела в библиотеке в Таосе и раз за разом переписывала что-то. Было лето. Глядя в высокие окна библиотеки, я видела, как оно уходит. Потом наступила осень. Я чувствовала себя, как четвероклассница, оставленная заниматься на лето: у всех были каникулы, а я никак не могла закончить какое-то сочинение. Я сама не верила в свое упорство. Никогда этого не забуду. Я чувствовала какое-то благоговение. Может быть, это и не был величайший роман, но это точно были величайшие усилия, которые я когда-либо к чему-то прилагала. И на самом деле именно эти усилия дали мне… не знаю, можно ли это назвать уверенностью, но, по крайней мере, мой внутренний стержень. Я на самом деле делала тогда все, что могла, и я горжусь этим. Я всегда буду любить Нелл – главную героиню. Знаете, может быть, это и есть мой главный талант – огромное упорство. В одном конкретном деле – в писательстве. Не в каких-то других делах. Например, как-то раз – один раз – я совершила пробежку вокруг квартала. Больше я это делать не буду. Катание на лыжах: я один раз упала, мне это не понравилось, я сняла лыжи. Но когда я пишу, я очень упорна.
Почему вы пишете мемуары?
Мне это нравится. Мемуары – это исследование работы человеческой памяти. Это похоже на писательскую практику, на работу с мыслью. Воспоминания у нас в голове не располагаются в хронологическом порядке: A, Б, В. Я родился в таком-то году, я ходил в государственную школу, потом я делал то, потом я делал это… Мы вспоминаем все отдельными картинами. Вы краем глаза замечаете вилку и – бум! – внезапно вспоминаете хот-дог, который ели на Кони-Айленде двадцать лет назад. Память делает срезы. И мне это очень нравится. Когда вы пишете мемуары, их структура более сходна с естественным движением мысли, чем структура романа. К тому же мне нравятся истории – семейные истории: кто и откуда пришел и все такое. В Нью-Йорке я познакомилась с изумительной женщиной – мастером дзен. Она огромная, веселая и с бритой головой. Она рассказала мне, что ее мать была королевой красоты, и у нее самой было семеро отчимов. Я просто обезумела. Вот она, убежденная буддистка, прямо передо мной – и я бы ни за что не догадалась, каким было ее детство. Мне жутко понравилось такое странное наложение. Я засыпала ее вопросами. В ходе писательской практики очень важно уделить определенное время раскопкам своего прошлого, потому вы не должны ничего избегать. Если вы обходите стороной что-то в своем прошлом, то вы будете обходить это, о чем бы вы ни писали, и это будет портить ваши тексты. Вы должны научиться не бояться своей собственной жизни. Принимать как есть свою жизнь и свой разум.
Читать дальше