Дмитрий Бутрин: Скреплённое

Но Исаакий, конечно, не лингвист. Читая другие скрытые тексты, объединенные Зализняком в тетралогию «От язычества к Иисусу Христу», понимаешь, зачем Исаакию все эти игры слов, почти-что-рифмы, плавные переходы модальностей. Исаакий – литератор, писатель. И о чем же он пишет? Вот цитата одной из частей тетралогии, «Молитвы архангелу Гавриилу»: «…и тешите и строите пашете и сеете / и мирите ся и грозите ся и тишите ся / и томите и ищите / и прогоните и исправите».

Ну да, непонятно: сложности и архитектонике русского несиллабического молитвенного стиха-перевода следующих веков посвящены немногочисленные монографии, и их невозможно читать без филологического образования, и хочется читать все время. Зато понятно, что это стихи в то время, когда русский язык, возможно, вообще не знал, что стихи можно писать.

А вот следующий текст уже совершенно понятен всем. Во всяком случае, сложно не понять идею, которую Исаакий вкладывал в первое известное нам русское литературное произведение, – а это, похоже, именно оно и есть.

Мир есть град, в котором от церкви отлучают еретиков.

Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей неразумных.

Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей непокорных.

Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей непорочных.

Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей невиновных.

Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей несгибаемых.

Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей, такой кары недостойных.

Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей, отлучения недостойных.

Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей пречистой веры.

Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей, хвалы достойных.

Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей, достойных прославленья.

Мир есть град, в котором от церкви отлучают людей, не отступившихся от правой веры Христовой.

Я не думаю, что кто-то не узнает в этом тексте X—XI веков главного русского общественно-политического сюжета последующих десяти веков.

А в других частях этого текста, «Духовного наставления от отца и от матери к сыну», Исаакий и совсем проговаривается: «Мир есть град, в котором читают книги». Читают, и до сих пор это чтение имеет следствия, поскольку читаемое кому-то нужно писать – и давать миру ответ за написанное.

***

Странно и удивительно знать, что вся русская история уже в конце X века имелась в этой деревянной миске с буквами. Никто тогда и предвидеть не мог, что создающаяся страна будет пронизана текстами. Без этих связей страны нет, и только они показывают, до какой степени Россия прочное образование.

Например, в одном из текстов Исаакия, безусловно еретических, упоминается «Лаодикийская молитва Иисуса Христа» с отсылом к апостолу Павлу. Хотите, протянем цепочку? Это, уверяю, несложно. Собственно, Андрей Зализняк уже в статье 2003 года, посвященной текстам Новгородского кодекса, вспоминает «Лаодикийское послание» XV века авторства Федора Курицына, одного из предводителей новгородско-московских «жидовствующих». Полемика о еретиках-жидовствующих, предположительных наследниках псковских еретиков-стригольников (а из Новгорода в Псков и обратно бежали от проблем в те времена, то есть в XIV веке, совершенно буднично), стала, по сути, главным русским спором, спором Иосифа Волоцкого и Нила Сорского о нестяжании, иными словами, о должном соотношении материального благополучия и совести. Сложно провести цепочку от слов Исаакия «оставьте села и домы» до стригольников, но, в общем, это дело времени. Есть, например, текст «Власфимия» XIII – начала XIV века, которым вдохновлялись стригольники, написанный знающим греческий русским автором, – а Исаакий был одним из первых переводчиков с греческого на Руси.

А вот от Лаодикии до самого Зализняка звенья цепочки прослеживаются хорошо. Федор Курицын отправлял свои тексты преподобному Ефросину в Кирилло-Белозерский монастырь – вольнодумец вольнодумцу, его адресат в одном из комментариев первый на Руси заговорил о мире, где нет «ни храмов, ни риз, ни соли, ни царя, ни купли, ни продажи, ни распрей, ни драк, ни зависти, ни вельмож, ни воровства, ни разбоя». Петербургский филолог Александр Бобров предполагает, что эти строки принадлежат князю, добровольно оставившему мир и ушедшему в монахи-книжники. Да, Ефросин предположительно читал «Слово», переделывая его в «Задонщину».

Читал ли предположительно киевский автор «Слова» в XII веке тексты Исаакия – переведенные, переписанные, сочиненные? Нет никаких оснований это предполагать. Но нет причин и отвергать предположение. Книги были великой ценностью во всем славянском мире, иначе не дошли бы до нас листки «Жития Кондрата» и других памятников X—XI веков. Переписанные и уж точно переведенные Исаакием книги два века спустя в Киеве должны были быть: книжников на стыке X—XI веков было немного, скорее всего, во всей Руси в 999 году их было несколько.