Максим Далин: Владыка Океана

Или — у меня просто не хватило храбрости додумать до конца некоторые мысли. Потому что случилось самое худшее из возможного — меня собирались принести в жертву, да, но в особо извращенной форме.

Убийство по сравнению с той процедурой, которую они задумали, выглядело в моих глазах пикником на побережье.

Под их вой и скулеж, в котором уже появились нотки чего-то вроде истерики, из стены рядом с иллюминатором вышел тот, кого они не рисковали называть, а здешнее традиционное «Он» даже вслух произносили как бы с большой буквы.

Призрачная, полупрозрачная, но все же невероятно отчетливая фигура родоначальника Эдгара олг Маритара бади Халис эд Норфстуд ми Альбиара а Феорри ыль Годми-Педжлена и Сальова, Владыки Океана. Тень мертвеца — вот что это было.

Дьявольски старый, господа. Чудовищно старый. Сизо-голубоватый, светящийся каким-то неоновым светом. С той самой улыбочкой, сладенькой, жестокой и похотливой — как приснился мне. И пока он реял в воздухе, приближаясь ко мне, распространяя запах гниющих водорослей и плесени, потирая призрачные ладони, все его… как это говорится… вассалы повалились на колени. Кроме Летиции, государи мои. Кроме Летиции.

Вот тут я понял все до самого конца. До тончайших частностей.

Я не мог раньше додуматься до такой дикости. У меня, друзья мои, просто воображения не хватало. Но теперь все детали будто осветились — так стало ясно и прозрачно.

Никаких родственников, никаких предков, никаких дядюшек и дедов. Он был один-единственный на все времена, кошмарный Эдгар, Владыка Океана, хозяин замка, как с самого начала проговорился Митч — его, по всей вероятности, доверенный слуга.

Симпатичные лица на портретах принадлежали тем ребятам из побочных линий нашего, будь он проклят, княжеского дома, которых он убивал, чтобы заполучить их тела — продлевал свою трижды поганую жизнь. Даже не убивал, не то слово — просто их души, их рассудок, память, все, что у них было личного, уходили куда-то туда, на небеса, или куда положено уходить душам, а Эдгар занимал тело, как трофейные крылья. Как чужую машину — чтобы приобрести человеческое естество. Именно этим и объясняются странные даты на могилах: Эдгар бросал состарившееся тело, чтобы взять себе новое, а прежнее, как изношенную одежду, закапывали, отмечая лишь, сколько лет ее носил этот ворюга, этот убийца…

Владыка Океана, будь он проклят дважды и трижды. Надеюсь, господа, ему понравилось в аду.

И когда он подобрался ко мне вплотную, бормоча какие-то пошлости насчет того, как мое тело может нравиться женщинам и каким здоровым я выгляжу, когда рассматривал меня, как… не знаю… как некое лакомство — с какой-то развратной жадностью… Вот тогда я раскаялся во всех грехах, которые только смог припомнить — потому что явственно понял: сейчас меня не станет.

А встанет с алтаря Эдгар, Эдгар с моим лицом и телом. И Летиция предназначена для него.

Вот в это-то время, когда я от отчаянья пытался молиться, взывал ко всем известным мне силам и просил только возможности действовать самостоятельно… О, я тогда уже совершенно потерял надежду как-то выбраться из этой ловушки, государи мои, но вдруг случилось нечто вроде чуда!

Мои руки лежали в углублениях камня, в этаком тщательном горельефе — каждый палец отдельно. Я не мог повернуть головы, но по тому, как горела моя правая рука, легко было догадаться, что камень в перстне не просто светится, а сияет — мне даже мерещились синие отсветы на потолке. Призрак Эдгара наклонился над алтарем и положил свои руки на мои — не плоть, а пронзительный обжигающий холод, будто от сухого льда, такое это было ощущение. И в этот самый момент Летиция пронзительно закричала:

— Отец, он не Эдгара, он мой! — и кинулась к алтарю.

Она сделала что-то, чего я не видел, потому что перед моими глазами была только физиономия Эдгара, но расслышал короткий стук и ощутил горячий тупой удар куда-то в ладонь. Совсем не больно, господа, право, во всяком случае — на тот момент абсолютно не больно, особенно по сравнению с прежней дикой болью. Зато я увидел, как чудовищно исказилась физиономия духа, ужасно, как скорчивший гримасу череп, но главное — вдруг появилась свобода движений, государи мои!

Свобода! Будто с меня свалились какие-то невидимые цепи!

Я рванулся изо всех сил и вскочил с алтаря, как-то пролетев привидение насквозь. На миг меня окатило диким холодом и раздался скрипучий вопль или визг, который тут же стих — а потом по воздуху поплыли рваные клочья сизого тумана, еле сохраняющие форму рук, кусков призрачного тела, косм седых волос…