Татьяна Устименко: Богами не рождаются

Затаив дыхание, я с немой надеждой скосилась на каменную маску директора, но, похоже, усопший так и не собирался вступать в беседу со своей нерадивой ученицей. Я раздосадованно хмыкнула и быстро осмотрелась по сторонам. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь застал меня в столь двусмысленной ситуации. Впрочем, я и сама четко не понимала, кому именно задаю столь важный вопрос – себе или Захарии Финдлу?

Вроде бы в воздухе запахло весной, но весной безрадостной и нехорошей. Черной она выдалась в этом году, последней… Чувство вины из-за загубленной и неспасенной Земли не уходило из моего сердца, хоть я и понимала, что сделала все возможное и даже невозможное в сложившейся непростой ситуации. Наверное, даже древние боги не смогли бы совершить большего, если бы они вдруг оказались на моем месте. При мысли о богах я поморщилась: зачем директор хотел сделать из меня богиню? Еще не хватало, чтоб люди на меня молиться продолжали. Слово «раб» звучит противно. «Раб божий» – противнее вдвойне. Ведь мы оба когда-то читали фантастику и прекрасно знаем – богом стать трудно. А быть им на протяжении достаточно долгого времени – еще труднее! Вон у тех же Стругацких, пока герой оставался богом, ему возбранялось проявлять какие-либо эмоции, совершать поступки, влекущие за собой воздействие на естественный ход событий, да и просто вмешиваться в жизнь людей. Он утратил смысл и вкус к жизни, став сторонним наблюдателем: равнодушным, циничным. А когда его человеческая сущность внезапно вышла из-под контроля холодного разума, он тут же перестал ощущать себя богом. Он стал – Человеком!

– Вот так-то, уважаемый директор! – Я чуть иронично похлопала ладонью по холодному надгробному камню.– Не боги вершат историю! Ее создают люди, ибо каждый из нас сам является творцом своей судьбы. Богами не рождаются. Все мы рождаемся людьми. И пусть нам достанет силы воли для того, чтобы в полной мере осознать, что же это такое – родиться, жить и умереть Человеком!

Я поднялась с неудобной надгробной плиты и направилась к шлюзу. Уже занося ногу на порог пещерного ангара, я словно ощутила на себе чей-то одобрительный пристальный взгляд и поспешно обернулась… Я в последний раз, на прощанье, оглядела могилу директора, и мне показалось – скорее всего, только показалось,– что каменные губы изваяния осветила слабая улыбка.

Улыбка победы и глубокого душевного спокойствия…

На «Ковчеге» царила предстартовая суматоха. Я отчетливо понимала, что процесс погружения в криокамеры такого огромного количества людей, абсолютно не знакомых с техникой, окажется сопряженным с определенными трудностями, но не ожидала, что сумятица достигнет масштабов стихийного бедствия. Вдоволь налюбовавшись на гиганта Феникса, с ласковым ворчанием укладывающего в анабиоз свою пухленькую малышку Франческу, я обратила внимание на то, что среди присутствующих не хватает командного руководства Кристины. Спокойный голос биологини вмиг помог бы разрешить массу проблем, но подруга нигде не появлялась. Нея и Дина шустро разводили по отсекам его преосвященство Кардинала вкупе с многочисленной свитой, торжественно распевавшей стихи моего сочинения. Я невольно заслушалась густым басом дюжих монахов, которым сладко вторил нежный дискант смазливых длинноволосых мальчишек-служек тинейджерского возраста. Благообразный Кардинал, уже облаченный в серую трикотажную майку и просторные трусы до колен – обязательный наряд для погружений в криосон,– направо и налево милостиво благословлял коленопреклоненную паству, ничуть не смущаясь своего непрезентабельного внешнего вида. Мальчишки в шортиках в обтяжку смотрелись очень пикантно. Слезно облобызавшись со мной, его преосвященство церемонно удалился в личную камеру, стребовав с меня клятву – непременно начать обживание новой родины со строительства многоэтажного монастыря и собора имени меня. Я плюнула в сердцах, но конечно же вслух пообещала – лишь бы только отвязаться от настырного старика.

На цыпочках я прокралась по скромному коридорчику, ведущему в комнатку Криси, заподозрив, что, утомившись праведными трудами, девушка потихоньку прилегла отдохнуть. Моя версия подтвердилась: подруга действительно спала. Но не одна…

Одним глазком я заглянула в щелку неплотно прикрытой двери. На двуспальной кровати громоздился ворох смятых простыней, а в воздухе витал специфический мускусный запах. Темноволосая головка сладко посапывающей Кристины покоилась на пусть излишне худощавом, но, несомненно, крепком и надежном плече послушника Антонио. Широко распахнутые глаза юноши бездумно смотрели в потолок и слегка друг на друга. На припухших от поцелуев губах закоренелого грешника запечатлелась бессмысленно-блаженная улыбка. Я сдавленно хихикнула в кулак и поспешно убралась восвояси, опасаясь побеспокоить влюбленных. Моя очаровательная подружка и набожный кардинальский воспитанник по-своему постигли и небесный промысел божий, и самую суть земной человеческой любви. А мне оставалось искренне порадоваться обретенному ими счастью…