Арсений Донников - Фантастический Калейдоскоп - Ктулху фхтагн! Том I

Строительство продолжалось долго, но у меня оказалось достаточно времени, чтобы увидеть его окончание. Теперь дольмен стоял на вершине холма, правда его монументальность скрадывалась возвышавшейся над ним громадой скалы. И все равно даже от только что возведенного дольмена веяло угрюмой силой.

Меж тем старик в длинном одеянии (как я понял жрец) подошел к дольмену, повелительно глянув на своих соплеменников. В толпе началось движение, люди расступились, и я увидел на земле носилки с трупом человека в богатых одеждах. На нем было много украшений, а высохшая рука все еще сжимала меч с золотой рукояткой.

Четверо человек подняли носилки и замерли в ожидании. В то же время жрец повернулся лицом к морю и запел, воздев руки. Я, разумеется, не понимал слов жреца, но и так было понятно, что он читает молитву к богам своего народа. Этот странный и диковатый мотив подхватили и остальные воины, сильными голосами выводившие слова варварского гимна.

Несмотря на его невероятную древность, он вовсе не показался мне совсем незнакомым: в свое время мне довелось прослушать записи различной этнической музыки. Среди прочего там попадались и напевы испанских басков, «берцоларии» и сейчас, слушая красивое многоголосие, я угадывал знакомые нотки. Не стало для меня тайной и содержание этих песен: я ясно слышал слово «майу». В иных научных трудах попадались обрывочные сведения по мифологии басков – и там упоминалось имя бога моря. И я вновь порадовался тому, что самая невероятная теория получила сейчас столь ясное подтверждение.

Пение воинов и жреца невольно завораживало. Даже я, в моем бестелесном обличье, поддался странной магии языческих напевов. Что же до рабов, то они словно впали в транс: их глаза остекленели, рты широко раскрылись, они раскачивались в такт словам гимна и, казалось, утратили чувство реальности.

Я так не заметил, когда жрец достал бронзовый нож с остро заточенным лезвием. Не прекращая петь, жрец подошел к одному из рабов, ухватил его за волосы, задрал голову и полоснул по горлу. Не издав не звука, раб рухнул к ногам жреца, из горла струей хлестала кровь. Жрец наклонился, смочил пальцы в алой жидкости и провел ими по лбу воина.

Затем он подошел ко второму рабу и также, не торопясь, словно скотине на бойне, перерезал горло. С каждым новым зарезанным рабом лицо очередного воина покрывалось алыми мазками. Кровь последнего раба покрыла лицо умершего вождя, причем особенно тщательно жрец смазал его веки и губы.

Закончив жертвоприношение, жрец повелительно махнул рукой, и носильщики поднесли тело вождя к дольмену, осторожно кладя его внутрь. Жрец запел очередной гимн, в то время как его соплеменники поднесли грубо обработанную каменную глыбу, чтобы запечатать ею вход в последнее пристанище вождя.

Пульсирующая боль в висках отвлекла меня от этого зрелища, и я понял, что пора назад. Чувствуя, как предметы расплываются перед глазами, я бросил прощальный взгляд на место где мне, наконец, раскрылась одна из величайших археологических загадок древности и вдруг замер от внезапно озарившей меня догадки. Действие наркотика заканчивалось, но я прилагал титанические усилия, чтобы еще хоть на секунду остаться в прошлом, не в силах поверить в то, что открылось моему взору.

Я уже упоминал, что скалы, в тени которых рабы строили дольмен, в этом времени больше выходили на поверхность. И теперь я заметил некоторую неестественность их очертаний. Как завороженный я созерцал массивные глыбы, отколовшиеся от основного массива, на гигантскую каменную плиту, половина которой лежала на земле, но вторая еще торчала из земли. С одного из краев в этой плите был вырезан огромный кусок, образующий почти идеальный полукруг.

Последней моей мыслью перед тем, как окончательно провалиться в беспамятство, было то, что на горе возвышаются развалины исполинского дольмена, настолько более древнего, чем тот, что возвели у меня на глазах, насколько египетские пирамиды старше современных небоскребов.

Очнулся я на успевшей мне надоесть полянке, возле журчащего ручья. Болела голова, но я почти не замечал этого охваченный исследовательским зудом. Превозмогая слабость, пошатываясь, я подошел к огромной скале, возвышавшейся над уже не интересовавшим меня дольменом. Теперь я знал, что «дома карликов» – лишь жалкое подражание зодчеству, пришедшему из неизмеримо более дальних веков. Я стоял на пороге нового открытия способного перевернуть все устоявшиеся представления о древних культурах и народах. Тогда я еще и не подозревал, насколько верным было это предположение.