Наталья Тимошенко: Призраки белых ночей [litres]

– Но ведь он мог не осознавать того, что делает, – возразила Саша. – Это все равно как судить за убийство человека с раздвоением личности. Убивала одна личность, при чем тут вторая?

– А при чем тут убитые люди? Они пострадали, и виновный должен быть наказан. Никто из вас не виноват в том, что случилось, даже эта девочка. И потом, мы же не знаем, осознавал Смирнов то, что делал, или нет. Возможно, он и в здравом уме захотел бы вас убить. Ты боишься идти и тянешь время? Пойти с тобой?

Саша не сразу поняла такую смену темы, но затем покачала головой. Максим привез ее к клинике, где лежала дочка Антона. Тот по телефону велел приехать сюда, сказал, что это не телефонный разговор. Саша знала, что сегодня с самого утра Антон приезжал в ту больницу, где лежал Смирнов, и надеялась выведать у него подробности.

– Спасибо, я сама. Подождешь меня?

– Само собой.

Она поцеловала мужа в щеку, вышла из машины и заставила себя идти к воротам клиники, не оглядываясь. Она понимала правоту Максима, но где-то очень глубоко внутри понимала и Колю Смирнова. Нет, не в том, что он решил уничтожить группу Антона, его любимчиков, которые не имели ко всему происходящему никакого отношения. Она понимала его злость и обиду. Антон подставил его, его руками разгреб весь жар, обезопасил себя. Колю избили до комы из-за него. И он имел право злиться.

Антон вместе с Викой сидел на лавочке у кустов сирени, но, увидев Сашу, Антон что-то сказал дочери и поцеловал в лоб. Та, бросив быстрый взгляд на Сашу, пошла ко входу в клинику. Судя по всему, отец с ней поработал: она не выглядела испуганной. Возможно, даже не помнила произошедшего.

Антон не встал при Сашином приближении и ничего не сказал. Только когда она молча села рядом и посмотрела на него, повернулся к ней.

– Можешь не волноваться, лицензию у тебя не отберут, – ровным тоном сказал Антон. – Они уверены, что Смирнов вышел из комы сам, и погружать его обратно не собираются.

– А препарат, который я ему ввела?

– Мало ли куда он мог деться?

Саша немного помолчала, а затем решилась спросить:

– Насколько сильно это повлияло на его состояние?

– Выживет как-нибудь, – фыркнул Антон. – Кстати, он ничего не помнит. Так что, если снова не уснет, никому ничего не угрожает. А за этим я прослежу.

Саша кивнула, испытывая причудливую смесь из облегчения и раздражения.

– Ты это сделал с помощью гипноза?

– Других талантов у меня нет.

– Значит, вот как? Когда это нужно тебе, им можно пользоваться?

Антон поморщился. Саша почти дословно повторяла то, что говорил ему Коля.

– Ты предпочла бы, чтобы я не спасал твою лицензию, а то и свободу?

– Ты это сделал для себя в первую очередь. Если они снова погрузят его в кому, он придет за твоей дочерью.

– Возможно, – Антон покладисто кивнул. – Но ведь я вам всегда говорил, что для спасения жизни можно все, что угодно. Я лишь пытался убедить вас не пользоваться внушением тогда, когда вам этого захочется. И мне это удалось, не правда ли?

– Это было слишком жестоко, ты не находишь?

Антон несколько секунд разглядывал Сашино лицо, затем скользнул взглядом вниз, по шее, открытым рукам, чуть нахмурился, взял ее правую руку и повернул ладонью вверх. Саша проследила за его взглядом и внутренне напряглась, поняв, что он заметил шрам на ее запястье, оставленный ей когда-то Темным Ангелом. Точнее, шрам она оставила себе сама, когда пыталась перерезать вены под его влиянием. Антон медленно провел указательным пальцем вдоль шрама и спросил:

– Что это?

Только тогда Саша, словно очнувшись ото сна, выдернула руку из его ладони.

– Не твое дело.

– Но ты помнишь, как получила этот шрам?

– Я никогда этого не забуду.

– И, судя по всему, постараешься никогда не поставить себя в ту ситуацию, в которой получила его?

Саша не понимала, что он хочет этим сказать, хоть это было правдой. Она теперь перед сном всегда проверяла, надежно ли застегнут замок цепочки, на которой висит кулон, не откроется ли нечаянно ночью, оставив ее без защиты, и не снимала кулон даже тогда, когда шла в душ. Мокрые волосы путались в неудобной цепочке, но она была согласна терпеть несколько вырванных волосков, только бы не встречаться больше с существом, которому ее продали задолго до рождения.

– Ты молчишь, потому что это так, – констатировал Антон и, несмотря на сопротивление, снова взял ее руку, только больше не рассматривал шрам на запястье, повернул так, чтобы был виден локоть. – А помнишь, как в двенадцать лет, пытаясь залезть в подвал недостроенного здания, ты оцарапала локоть и занесла инфекцию? Рана долго не заживала, гноилась, ты даже втихаря таскала у родителей медикаменты и сама ее обрабатывала.