Михаил Сельдемешев - Ловцы желаний

— Вот-вот! — Юрковский поднял вверх указательный палец. — А я не разрешил.

— Но откуда вам было знать?

— А она знала, чувствовала, а я… — начальник тюрьмы поднялся и подошел к лежащему на столе телу. — Эх, Букин, Букин. Такая красивая жена была. Глаза какие. Что же тебе, брат, по-человечески-то не жилось?

Я в это время насыпал в кулек травяной сбор и подал Юрковскому:

— Заварите это кипятком и выпейте на ночь, Николай Кондратьевич. И обязательно сегодня ложитесь пораньше. Не дело это — так утомляться.

Юрковский машинально взял у меня кулек, развернулся и побрел прочь. Я же, как только он удалился, вернулся к Букину.

Проведя необходимые приготовления, я уже собирался было накрыть тело простыней, как вдруг заметил, что в кулаке трупа что-то зажато. Не без труда мне удалось разжать пальцы, которые сжимали какой-то круглый плоский предмет, с легким стуком выпавший и покатившийся по полу. Подняв его, я узнал деревянное колесико из разряда тех, что используются в незатейливых детских игрушках наподобие деревянных лошадок. В тот момент я подумал, что это был некий талисман Букина. Вскоре его тело увезли, еще через некоторое время все забыли о неприятном инциденте.

Прошло около трех месяцев. Я находился у себя в лаборатории, когда прибежал один из солдат и сообщил о некоей ужасной, по его словам, находке.

— Куда идти? — спросил я солдата, как только мы спешно покинули лабораторию.

— С той стороны крепости сарайчик такой ветхий знаете? — Он семенил чуть впереди меня, показывая дорогу.

— У нас на территории много ветхих сарайчиков, насколько я помню.

— Этот к самой крепости приткнулся, — пояснил солдат. — Там соль хранится, которой обледенелые дорожки посыпаем зимой.

— Не помню, но это не важно. Что именно произошло?

— Не открывали-то его давно, — продолжал подходить к сути солдат. — А крыша совсем у сарая худая. Управляющий хозяйственной частью увидел ее сверху и заставил подлатать. Дожди-то вон какие льют — изведут всю соль подчистую…

— Не латать же мы эту чертову крышу идем! — начинал я терять терпение.

— Не-е-т! — ухмыльнулся солдат, и я понял, что пойму все, только увидев своими собственными глазами. — Замок там от сырости приржавел, так его прикладами сбивали…

Протиснувшись сквозь толпящихся у сарая солдат, я оказался внутри. Увиденное повергло меня в шок. Там на мешках с солью лежало тело человека. Хотя «человеком» его можно было назвать лишь с большой оговоркой. По сравнению с любым обычным человеком это был просто гигант. Помимо размеров в глаза бросалась непропорциональность всех частей его тела. Было в нем что-то от перевернутого кверху брюшком насекомого, и это вызывало особое, до судорог, отвращение. Но более всего производила впечатление его голова. Она была неестественно огромной даже для его роста. А там, где у всех людей должно быть лицо, находилось такое, чего уже не забудет любой, раз увидевший. Это был монстр из самого страшного сна. К счастью, он был мертв. Похоже, сломал себе позвоночник, проломив крышу и упав с приличной высоты. Именно соль, на мешки с которой он рухнул, по-видимому, замедлила разложение тела.

В руке мертвец сжимал железный граненый штырь, усеянный крючками и покрытый ржавчиной и темно-бурыми пятнами. И еще запомнилась одна неуместная для всего этого деталь: к железному штырю, над тем местом, где его сжимала рука трупа, была привязана игрушка — маленькая деревянная лошадка. Краска, некогда покрывавшая игрушку, облупилась. Рассматривая ее, я обнаружил то, от чего у меня на какое-то время все похолодело внутри: у лошадки не хватало одного из колес, а оставшиеся были в точности такими, какое сжимал в руке Букин перед тем, как его сердце остановилось.

Я вышел на улицу и взглянул наверх: высоко, точно над крышей сарая находилось окно камеры номер сто одиннадцать…

— Вот и Трофимки время пришло. Поозорничал порядком, — тихо раздалось позади меня.

Я обернулся на голос и увидел Лоскутова — неприметного старичка, служащего при тюремной кухне.

Слыл он старожилом Зеленых Камней и работал здесь почти всю свою жизнь.

— Вы что же, его знали? — от неожиданности выпалил я.

— Знавал, — кивнул старик. — Токмо малой он тогда был. Не такой великан, как сейчас, но все одно — крепче любого дюжего мужичка.

— Это когда было? — Я все еще порядком не пришел в себя.

— Годков двадцать тому, а может и все тридцать, — пояснил он. — Точнее покамест не могу упомнить.