Томас Лиготти - Ноктуарий. Театр гротеска [сборник litres]

Подойдя поближе, я увидел металлическую табличку, что была привинчена к стене на уровне моих глаз, и буквы, выбитые на этой табличке: ДОКТОР Т. ГРОДДЕК. Из комнаты, откуда доносился смех, исходило какое-то странное сияние. Заглянув туда, я увидел смеющегося мужчину преклонного возраста, сидящего за столом перед каким-то большим шарообразным предметом, источавшим этот странный свет. Блики, идущие от прибора – это было нечто вроде стеклянного глобуса, – играли на лице пожилого джентльмена, безумном на вид, с аккуратно подстриженной седой бородкой и тонким носом, увенчанным очками с тонкими прямоугольными линзами.

Когда я ступил внутрь, доктор Гроддек даже не поднял на меня глаза, по-прежнему прикованные к странному сияющему глобусу и его содержимому.

Что же было там, внутри? Я не сразу понял, что крошечные цветы звездообразной формы, равномерно распределенные по всей его поверхности, – это не просто какое-то квази-художество, украшающее банальное пресс-папье. Они двигались – медленно плавали в этом мягком сиянии; и как же они были черны – эти паукообразные хризантемы, эти бутоны абсолютной тьмы. Они двигались с места на место, и их лепестки чуть колыхались, подобно щупальцам. Доктор Гроддек, казалось, восхищался аккуратными движениями этих чернильных придатков – глаза его едва ли не закатывались, стремясь уловить каждый нюанс перемещения звездчатых фигур на лучистом глобусе. Хрипло посмеиваясь, он, все так же не глядя на меня, опустил руку в глубокий карман своего лабораторного халата и осторожно извлек на свет божий мятый бумажный пакет. Занеся его над светящимся шаром, он чуть потряс рукой – и темные тонкие щупальца с нарастающим возбуждением потянулись навстречу тому, что просыпалось изнутри, когда мужчина перевернул пакет вверх дном.

Падавшая субстанция, казалось, прилипала к поверхности шара, но на самом деле она каким-то образом погружалась внутрь стекла. Мягкие черные звезды собирались вместе и словно втягивали ее, извивающуюся, в себя. Я так и не успел рассмотреть, что же это такое, когда все уже закончилось. И звезды снова вернулись на свои места внутри сияющей сферы.

Я взглянул на доктора Гроддека. Он все-таки обратил на меня внимание. Он больше не смеялся – его глаза холодно взирали на меня, лишенные всякого выражения. Но почему-то этот взгляд спровоцировал меня. Стоя в дверях этого жуткого кабинета заштатной больницы и глядя в глаза доктора Гроддека, я вдруг понял, что ужасно возмущен – меня трясет от негодования из-за того, что я оказался в такой ситуации. Пусть я сам замыслил столкнуться с Teatro, испытать на себе его разрушительные действия (чтобы моя проза стала анти-Teatro феноменом), но теперь я пришел в ярость из-за того, что стою здесь, я был вне себя от злости из-за того, что доктор Гроддек, не мигая, смотрит на меня. Больше не имело значения, ступил ли я навстречу Teatro, или Teatro ступил навстречу мне, или мы оба шагнули навстречу друг другу – ныне все до единого варианты сближения казались мне фальшивыми, уничтожающими саму концепцию такого контакта. Ничего уже исправить было нельзя – я принадлежал к андеграунду, я был человеком искусства, и вот я встретился с Teatro Grottesco – что означало конец меня как автора. Поэтому я был возмущен выражением глаз доктора Гроддека, которые и были глазами Teatro, возмущен всеми бредовыми фактами и надуманными обязательствами, внушаемыми им. Хоть я и знал, что Teatro преследует не только художников и лучших представителей мира искусства, окруженных славой, я, тем не менее был возмущен и обижен тем фактом, что меня определили в особую категорию. Мне хотелось наказать всех тех, кто избежал такой же участи. Поэтому я закричал во весь голос посреди этого тусклого коридора, призывая их примкнуть ко мне перед лицом явившегося нам Teatro. Наверное, абсурдно было пытаться объединить всех собравшихся здесь калек и лунатичный персонал, бродивший по обшарпанным коридорам. К тому времени, когда мой призыв был услышан, доктор Гроддек уже исчез – и его кабинет стал не чем иным, как простой комнатушкой, забитой грязным бельем.

Несмотря на мое бегство посреди ночи, меня вскоре отпустили из больницы, хотя не все результаты анализов были получены. Я чувствовал себя превосходно, а в этой больнице, как и в любой другой, не хватало коек для новых пациентов. Мне было сказано, что через несколько дней со мной свяжутся.

Фактически, уже на следующий день мне сообщили результаты моей госпитализации. Здравствуйте! – так начиналось письмо, напечатанное на обычном, но чуть подмоченном водой листе бумаги. Очень рад, что мы наконец-то встретились с вами лично. Я очень высоко оцениваю ваше поведение во время нашего общения в больнице и уполномочен предложить вам сотрудничество с нами. Сейчас в нашей организации открыта вакансия для человека, наделенного такой же изобретательностью и воображением, как вы. Боюсь, с мистером Спензом ничего не вышло. Но у него, конечно же, была фотографическая память, благодаря чему мы получили немало замечательных снимков. Мне особенно хотелось бы поделиться с Вами его последними фотографиями Нежных Антрацитовых Звезд, или НАЗов, как мы иногда их называем. Подлинное сверх-искусство, если такое вообще существует!