Наталья Тимошенко - Дар

— Ну вот, моя Лизавета, — отец сделал широкий взмах рукой, как будто Лиза была не невысокой худощавой девушкой семнадцати лет, а всем его огромным поместьем, которое несолидно указывать меньшим размахом.

Лиза подумала, что надо бы как-то поприветствовать гостя и выказать ему свое уважение, но застыла на месте, когда он повернулся к ней. Взгляд черных глаз практически пригвоздил ее к полу, и в этом взгляде не было ничего романтического, как писали в книгах о любви, которые присылала ей Ольга. Нет, Лиза просто испугалась.

Мужчина улыбнулся ей, но Лиза видела, что он лишь приподнял уголки рта, глаза так и остались серьезными, оценивающими… страшными. Он размашистым шагом подошел к ней, поклонился и хотел взять ее руку, чтобы поцеловать, но Лиза от ужаса неприлично спрятала ладони в складках платья. Мужчина выпрямился, сделав вид, что не заметил ее невежества.

— Позвольте представиться, Елизавета Андреевна, Аркадий Петрович Галушкин. Я купил соседнее поместье не так давно, поэтому, так сказать, теперь ваш сосед.

Лиза с трудом заставила себя отвести взгляд от его лица, но на большее ее не хватило. Даже когда она не смотрела на него, все равно помнила эти страшные глаза, острый нос и тонкие губы, кривящиеся в непривычной для них ухмылке.

— Лиза, — тут же одернул ее отец тем самым шепотом, который обычно призван играть на публику: все вокруг его слышат, и предназначается он окружающим, чтобы показать, что человек не одобряет того, кого отчитывает.

— Ничего-ничего, — Аркадий Петрович показательно-добродушно рассмеялся, делая вид, что его ни капли не трогает невоспитанность и откровенный испуг юной соседки и, как вскоре выяснила Лиза, все же потенциальной невесты.

Ей пришлось сидеть в гостиной около двух часов, делая вид, что она вышивает, и слушая беседу отца и гостя. Они говорили о ведении хозяйства, волнениях среди крестьян, которые набирали обороты, болезни царя-батюшки и многом другом, о чем обычно говорят малознакомые мужчины, внезапно ставшие соседями. Лиза пыталась слушать, но мысли то и дело перескакивали на старые яблони за ее окном, которые но ночам сухими ветками бились в стекло, на покосившийся забор, на черную кромку леса за ним. Все это она каждый день видела из окна своей комнаты и теперь почему-то думала, что больше ей не суждено их видеть.

Затем отец пошел проводить гостя, а Лиза так и осталась сидеть в комнате, только больше не изображала никакого рукоделия, невидящим взглядом уставившись в окно, за которым стало совсем темно. Уйти к себе без позволения отца именно сегодня она не осмелилась. Обычно для этого не нужно было спрашивать разрешения, но она чувствовала, что отец захочет поговорить. Так и оказалось.

Он вернулся почти четверть часа спустя, в тулупе, припорошенном снегом, но с довольной улыбкой на лице, какой никто в поместье уже давно не видел у него.

— Ну, Лизавета, и как тебе Аркадий?

Лиза подняла на него полный ужаса взгляд, уже догадываясь, что последует дальше.

— Жениться он на тебе хочет.

Она в отчаянии замотала головой.

— Пойдешь за него замуж? — как будто не заметив страха в ее глазах, спросил отец.

Нет, нет, только не за него.

Но кто станет ее слушать? Люди часто не слышат даже тех, кого хотят услышать. Придумывают себе слова, которые им нужны, и уже не важно, что им говорят на самом деле. А ее с самого рождения за полноценного человека не считали.

Однако отец, видимо, наконец заметил выражение ее лица, и вместо того, чтобы просто приказать, заявить, что здесь он будет решать и ее согласия не требуется, внезапно подошел к ней и положил ей руку на плечо, поймав взгляд.

— Пойми, Лизавета, это лучшее, что тебе может достаться. — Голос его звучал хрипло, пару раз он даже откашлялся, словно ему было неловко. Наверное, ему и на самом деле было неловко. Интересно, что этот Аркадий предложил отцу за нее? Тогда Лиза еще не знала наверняка, но уже догадывалась, что ее продают во второй раз. — Ну, сама подумай, что тебя ждет? Так и будешь вечно читать книжки в своей комнате? А когда я помру? Тебя же Николаша сразу выгонит. А если не выгонит, то крестьяне вилами заколют, стоит очередной корове сдохнуть.

В его голосе Лизе почувствовалась досада. Ей вдруг показалось, что отец, как и она сама, знает, что никакая она не ведьма, что не передавала ей мать ничего дурного.

Будто угадав ее мысли, он продолжил, только теперь говорил уже не неловко, не стесняясь, а с такой горечью, которой Лиза давно от него не слышала.