Джеффри Дивер: На солнце или в тени

Она сделала шаг сквозь яркую лужицу солнечного света. У окна солнце сияло ослепительно. Она увидела его темный силуэт на светлом фоне. Он садился на мотоцикл. Револьвер ему был не нужен. Он никогда не планировал им воспользоваться. Мотоцикл надежнее – не подведет. Если на скорости восемьдесят миль в час врезаться в дерево, результат гарантирован.

Если заговорить до того, как он заведет мотор, он ее услышит.

Он нажал на кик-стартер.

– Ты правда хочешь, чтобы я поехала с тобой?

– Только если сама решила.

– Что ж, давай попробуем.

Она обула туфли, перекинула сильные ноги через подоконник и спрыгнула на песок.

Он смотрел, как она к нему идет, и ему нравилось то, что он видел, нравилось, как она выглядела, нравилось ее самообладание.

– Оделась не легко, не простудишься?

– На солнце уже тепло.

Лоренс Блокнаписал бессчетное множество романов и рассказов, а также несколько книг по писательскому мастерству. За все эти годы он каким-то непостижимым образом умудрился составить и отредактировать более десятка антологий, включая недавно вышедшие в свет «Огни темного города». Блок всегда был поклонником творчества Эдварда Хоппера и не раз упоминал о нем в своих книгах, особенно в романах о Келлере, городском киллере-одиночке. Замысел сборника «На солнце или в тени», как это обычно бывает, возник у Блока, когда он обдумывал совершенно другой проект, но идея показалась ему интересной.[45] © Перевод. Т. Покидаева, 2017.

Шляпка меняет все.

Если тщательно подобрать наряд, если одеться чуть лучше, чем требуется для этого заведения, ты чувствуешь себя королевой. Когда заходишь в кафетерий на Сорок второй улице, пальто и шляпка сразу дают понять, что ты настоящая леди. Возможно, ты предпочитаешь здешний кофе тому, который подают в «Лоншамп». Или здешний фасолевый суп превосходит по качеству аналогичный в «Дельмонико».

Ты подходишь к окошку разменной кассы «Хорн и Хардарт» вовсе не потому, что тебя заставляет нужда. Никому даже в голову не придет так подумать, глядя, как ты открываешь сумочку из крокодиловой кожи, чтобы достать долларовую бумажку.

Доллар меняют на пятицентовики, четыре кучки по пять монет. Пересчитывать не обязательно, кассирша знает свое дело. Целый день только и делает, что принимает доллары, выдает пятицентовики. Это кафе-автомат, и бедная девочка сама, как живой автомат.

Ты берешь пятицентовики и выбираешь еду. Опускаешь монетки в прорезь, поворачиваешь ручку, открываешь маленькое окошко и забираешь свой приз. Одна монетка в пять центов дает чашку кофе. Три монетки – легендарный фасолевый суп. Еще монетка, и ты получаешь булочку, посыпанную кунжутом, и кусочек масла.

Ты несешь поднос к стойке, ступая медленно и осторожно, и замираешь у разделенного на ячейки металлического подноса со столовыми приборами.

Как только заходишь сюда, ты сразу же выбираешь себе столик. Конечно, его могут занять, пока ты возишься у автомата, но обычно он остается незанятым. И теперь ты идешь к нему со своим подносом.

Она ела медленно, смакуя каждую ложку фасолевого супа и тихо радуясь, что не пожалела пять центов на чашку кофе. Обычно она экономит. Пять центов, конечно, пустяк, но если откладывать по пять центов два раза в день, за месяц набирается три доллара. И даже больше, на самом деле. Тридцать шесть долларов и пятьдесят центов в год, а это уже кое-что .

Но нельзя же отказывать себе во всем. То есть да, ей приходится экономить и во многом себе отказывать, но на еде экономить нельзя. Как там говорил Альфред?

Kishke gelt . Деньги за счет живота. Деньги, которые ты экономишь, недоедая. Урываешь у собственного желудка. Она прямо слышала, как Альфред произносит эти слова, видела, как он кривит губы.

Конечно, лучше потратить лишние пять центов и выпить кофе.

Не из опасений, что Альфред станет ее презирать. Он уже ничего не узнает. Ему все равно, что она ест, и насколько дорого это стоит.

Если только, как она то надеялась, то боялась – попеременно, – жизнь не кончается после смерти. Предположим, его острый ум, блестящий интеллект, слегка мрачноватый юмор… предположим, все это продолжает существовать в какой-то другой реальности, пусть даже тело Альфреда, уже упокоилось в земле.