Владимир Демичев - Хранитель детских и собачьих душ

Гертруда старательно наполнила слезами свои поблекшие (когда-то голубые, как незабудки!) глазки и закудахтала: «Ах, какое горе! ах, какая неприятность!» Вивиана была более практична: она рассудила, что Мамаше Блэквилл непременно нужно ехать в Растон, чтобы расстроить недостойный союз, причем надлежит явиться в полном блеске. Старуха была в смятении: последние тридцать лет она никуда из поместья не выезжала! Разговор вместо ожидаемого построения стратегии спора с юной мятежницей вдруг перешел на обсуждение нарядов Мамаши Блэквилл. Она с огорчением вынуждена была признать, что ее платья несколько отстали от нынешней моды. Порасспросив молодых востроглазых служанок, спешно пригнанных Вивианой, о современных нарядах: «Вы, бесстыдницы, постоянно бываете в городе и, небось, глаза пялите на что попало…», и сверившись с французскими журналами, принадлежащими покойной невестке, старуха пришла к выводу, что ее платьям недостает ярких воланов и рюшей.

«Завтра же, слышишь, Вивиана, завтра же вы с Герти поедете в город и купите в модной лавке все, что нужно. Отправляйтесь прямо с утра», – непререкаемо заявила она, а на возражения служанки: «Кто, мол, присмотрит на кухне?» – ответила: «Енох присмотрит, а не справится, так отведает плетей!»

Право, положению несчастного Еноха не позавидуешь.

Ночь предназначена Господом для сна; но в эту ночь в Блэквилле мало кто спал, кроме мертвецки пьяного Эдгара: Мамаша Блэквилл печалилась о внучке, Гертруда, взволнованная предстоящим выездом, перебирала парики и пыталась сделать что-нибудь со своим лицом, хотя разровнять эту местность за давностью лет не под силу было никакой бороне. Вивиана припугнула повара, чтобы глядел в оба, и надавала ему всяческих указаний; Енох тут же поделился новостью с Соломоном; последний живо сообразил, как воспользоваться отсутствием хозяйки. «Небось, и массу Эдгара с собой в город утащит, эт уж как пить дать утащит! А может статься, что и Горлодера-надсмотрщика, так что на сутки одни мы, черные, останемся хозяевами поместья». Пожалел Соломон о своем бойцовом петухе – не скрести ему ярмарочной пыли! Но грядут дела поважнее пустых развлечений.

Совсем уже под утро, в пятом часу, Соломон подкараулил Вивиану, которая поднялась раным-рано – собираться в дорогу, – и поделился с ней своими соображениями. Он знал, что может доверять этой женщине, ведь их связывала многолетняя дружба, к тому же Вивиана тоже была заинтересована в предстоящих планах хитрого старика.

Необоримые кольца рабства, объятия питона, кандалы, накрепко сцепившие черного и белого человека, первому принесли праздность и развращенность, другому – муку и безнадежность. Доля раба – как бирка, ценник на товаре, где указано, что и сколько отмерено ему. Но, давая рабам христианские имена, белые люди только выставляли на посмешище своего бога; они, видно, не понимали, что этим нельзя торговать. Толпы бездельников-миссионеров рыскали по чужим землям, землям иной крови – неужели они действительно верили, что несут темнокожим нечто ценное, необходимое? Они несли им только господскую плеть, болезни и ненависть. Там, где сусальные проповеди смыкались с черной волной голоса крови, там, где деревянные кресты и глянцевые картинки встречались с ритмом вечно бодрствующих, алых, дурманящих, вздымающих свои руки джунглей, рождалось и набирало силу тайное учение, движение неприкасаемых, религия, не знающая понятия «грех», но знающая слово «табу», коррида горячечного сердца и голодного духа – вуду.

Ритуал устраивался по решению девяти старейшин, в число которых входили люди из Блэквилла и соседних поместий. Соломон, Вивиана и Сципион, такой дряхлый старик, что проводил большую часть дня на лежанке в хижине, где распределял свое немощное время между сном и курением бесчисленных трубок, – представляли верховное жречество. Босоногая почта в считанные минуты разнесла благоприятную весть: Блэквилл остается на целые сутки без хозяев!

Гертруда и Вивиана привезли из города много кружев и ткани разных цветов для отделки платьев и прямиком отправились в покои госпожи, даже не задержавшись, чтобы привести себя в порядок после долгой дороги.

Подготовка к церемониалу началась ближе к вечеру: пока Мамаша Блэквилл и ее «генеральши» возились с платьями наверху, притачивая к подолу оборки, меняя форму рукавов на современный манер, украшая лиф тончайшими кружевами, внизу, в людской, точились ножи, заострялись деревянные колья, придирчиво осматривались предназначенные в жертву домашние птицы, а в соседнем поместье «Красный лис», где властвовал спесивый Холден Трой, заботливые руки кормили, расчесывали и протирали мокрой губкой годовалого черного козла, предназначенного через несколько часов к превращению в судорожно дергающийся, истекающий алым соком кусок мяса, разрываемый алчными пальцами.