Стивен Кинг: Тёмная половина

Нужно чего-то опасаться, может быть.

Ты опасаешься этой чертовой статьи в журнале? Это то, что ты все время вспоминаешь? Глупо. Бояться быть осмеянным своими коллегами по факультету английской литературы, разглядывающими эти картинки и думающими, что ты, бедняга, видимо, немного тронулся.

Нет. Ему нечего опасаться своих коллег и даже тех из них, которые жили на Земле, когда на ней еще разгуливали динозавры. Он, в конце концов, имеет кое-что, а также достаточно денег для того, чтобы начать жизнь — пусть и не всегда под звуки праздничных труб — профессионального писателя, если только он того пожелает (Тад не был в этом полностью уверен, поскольку, хотя всегда не очень вникал в бюрократические и административные стороны университетской жизни, он чрезвычайно увлекался чисто преподавательской деятельностью). Нет, поскольку он уже однажды прошел через пересуды коллег, нимало этим не озаботясь, несколько лет тому назад.

По-настоящему его заботило лишь то, что думают его друзья, а они, как и приятели Лиз, в некоторых случаях были и его коллегами по работе. Однако он был склонен надеяться, что именно близкие им люди легче всего догадаются, что это была лишь шутка, розыгрыш.

Если чего и следовало бояться, то…

— Остановись, — приказал его мозг тем сухим и жестким тоном, который сразу ставил на место его самых непослушных и самоуверенных студентов-старшекурсников, заставляя их бледнеть и умолкать после замечания Тада. Прекрати эту глупость немедленно.

Нехорошо. Этот голос был безотказным оружием против зарвавшихся студентов, но не имел никакого воздействия на самого Тада.

Он снова глянул на фото, в этот раз не обращая никакого внимания на выражение лиц жены и самого себя, исполнявших роль пары клоунов, которые разыгрывают хорошо отрепетированный трюк.

ДЖОРДЖ СТАРК

1975–1988

Не самый приятный парень

Это было причиной его опасений.

Эта могильная плита. Это имя. Эти даты. Эта мрачная эпитафия, которая, хотя и заставила его мычать от смеха, заложила еще кое-что под изнанку этого смеха.

Это имя. Эта эпитафия.

— В конце концов, неважно, — пробормотал Тад. — Сукин сын ныне мертв.

Но беспокойство оставалось.

Когда Лиз вернулась с умытыми и переодетыми близнецами, по одному на каждой руке, Тад снова перечитывал текст.

«Убил ли я его?»

Тадеуш Бомонт, один из самых многообещающих и талантливых американских романистов. Выдвиженец на Национальную книжную премию 1972 года за «Неожиданных танцоров», задумчиво повторил вопрос. Он выглядел чуть-чуть смущенным. «Убийство», — заговорил он снова очень тихо и мягко, как будто само это слово никогда не приходило ранее ему на ум… хотя именно убийство было почти тем единственным делом, которым был действительно заполнен мозг второй, «темной половины» писателя, как называл Бомонт Джорджа Старка.

Из своего широкогорлого кувшина, стоящего позади старомодной пишущей машинки «Ремингтон», он вытягивает карандаш фирмы «Бэрол блэк бьюти» (которым и только которым мог писать Старк согласно Таду Бомонту) и начинает его слегка покусывать. Если приглядеться к доброй дюжине других карандашей в кувшине, легко убедиться, что их обкусывание — милая привычка хозяина.

«Нет, — наконец говорит он, ставя карандаш на место. — Я не убивал его». — Он улыбается. Бомонту тридцать девять, а когда он улыбается, его легко принять за одного из его же собственных студентов. — «Джордж умер естественной смертью».

Бомонт утверждает, что Джордж Старк был идеей его жены. Элизабет Стефенс Бомонт, спокойная и милая блондинка, отказывается от чести быть единственной изобретательницей. «Все, что я сделала, — объясняет она, — было предложение написать роман под вымышленным именем и посмотреть, что из этого получится. Тад испытывал серьезное противодействие со стороны коллег-писателей, и ему был нужен стартовый скачок. И на самом деле, — смеется она, — Джордж Старк сильно помогал Таду все это время. Следы его присутствия нередко попадались мне в доме, особенно, когда Тад не успевал их выкинуть до моего появления. Однажды он попался мне на глаза, выходя из туалета».

Как и у большинства своих сверстников, проблемы Бомонта несколько сложнее и глубже, чем просто зависть и помехи со стороны писательского цеха. По крайней мере два популярных писателя, которые отказали нам в праве прямо их цитировать и называть, заявили, что их беспокоило психическое состояние Бомонта во время его творческого кризиса между первой и второй книгами. Один из них утверждает, что подозревал возможность самоубийства Бомонта после публикации «Неожиданных танцоров», которая вызвала куда больше критики, чем денежных поступлений.