Елена Логунова - Моя вечная жизнь

Павел нежно провел ладонью по моей спине и мягко подтолкнул, побуждая повернуться. Я вынула лицо из увлажнившейся подушки, повернулась и обняла мужчину, обладающего, помимо прочих достоинств, редким даром – великодушием. Понять без объяснений и простить без оговорок – это умеют немногие.

– Когда-нибудь… Не сейчас, потом… Ты расскажешь мне, как это было? Я имею в виду, когда это случилось с тобой.

– Я могу рассказать тебе прямо сейчас, – я со вздохом положила голову ему на грудь и повозилась, устраиваясь поудобнее. – Как ни странно, это очень просто…

Сказав так, я замолчала, потому что вдруг поняла, что говорю неправду.

Это было и очень просто, и крайне сложно. Точнее сказать, неимоверно странно, непривычно – и в то же время совершенно естественно, как… Ну, как будто до этого я всю жизнь дышала благодаря аквалангу, по привычке не испытывая никакого неудобства и даже не подозревая, что может быть иначе, и вдруг вынырнула из давящей глубины и вдохнула свежий воздух полной грудью! И дышать нормально оказалось очень легко и незабываемо просто.

Хотя уж если продолжать аналогию, то я не сама вынырнула – меня вытолкнули. Сама я не нашла бы этот путь наверх, меня провел Даниэль. Вот в чем была главная сложность: в крайне маловероятной возможности сделать это без посторонней помощи, без всякой подсказки. Я чувствовала – потенциально магия Силы доступна всем, и знала – она навсегда останется с каждым, кто поймет принцип и прочувствует механизм ее действия.

Вот, например, в детстве и юности мне часто снилось, что я летаю, но не так, как это делают птицы, самолеты, воздушные змеи или надувные шары. Ничего подобного! Я взлетала усилием воли и напряжением какого-то неведомого органа, тянула себя вверх, преодолевая земное притяжение, и это был не очень простой, но настолько естественный и правильный процесс, что я не раз пыталась повторить его наяву.

Я вставала на нагретый солнцем большой камень на мелкой воде у безлюдного морского берега, расправляла плечи, вытягивалась в струнку, закрывала глаза и пыталась поймать то самое настроение-самочувствие-ощущение, за которым во сне неизменно следовал полет. Иногда на один миг мне казалось, что на этот раз я смогла, что каменная твердь уже уходит из-под ног – на волосок, на миллиметр, на самую малость…

Но уже в следующую секунду звенящую ликованием тишину в ушах сменяли насмешливые крики чаек, размеренное стрекотание цикад и отрешенный плеск воды, а камень, который так никуда и не девался, обжигал мне пятки.

И все же, все же: я верила, что могу это сделать! И, кажется, до сих пор верю. Нет – теперь уже точно верю!

– А конкретнее? – Павел все еще ждал и жаждал объяснений.

– Конкретнее…

Я вернулась в реальность. Волшебство испарилось, в сухом остатке осталось невнятное:

– Основное ощущение – если превращение началось, то остановиться невозможно. Все остальное неважно, ничто не имеет значения, тебя несет в стремительном потоке, и это такой драйв! Или кайф? Не подберу правильного слова.

– Ну, вот! А еще писательница! – Павел тихонько щелкнула меня по носу.

Я облегченно вздохнула:

– Как здорово, что ты можешь шутить!

– Чувство юмора – то, что отличает нас от животных.

Это было сказано с комической важностью.

– Не только чувство юмора. Вообще чувства! – поправила я.

– И у меня они есть, – шепнул он, обнимая меня крепче.

Чем еще хорош качественный человеческий секс – он позволяет хоть на время отключить разум, который тоже отличает нас от животных, но зачастую очень мешает наслаждаться жизнью.

Максимилиан Торн был парнем неглупым. Глупый не сумел бы построить прибыльный бизнес без всякого начального капитала, на одной лишь мужской привлекательности. Правда, помимо внешности, у Макса за широкими плечами были три года обучения в Сорбонне – потом мамочкины деньги кончились, и с мечтой о карьере специалиста по художественным переводам пришлось расстаться.

С полгода Макс болтался в богемной тусовке, ночуя то у одного приятеля, то у другого, перебиваясь эпизодическими заработками с модных показов и фотосессий. Потом он встретил свою первую «кормилицу», как цинично называл всех этих женщин про себя.

Ее звали Эмили, она была супругой директора художественной галереи и большой ценительницей античного искусства. Великолепного Макса она уже в день знакомства окрестила Аполлоном, а после первой же ночи добавила к этому лестному прозвищу собственническое местоимение «мой». Ее Аполлоном Максимилиан был больше года, пока накопления с денежных подарков не позволили ему сменить гардероб, квартиру и окружение.