Элджернон Блэквуд - Несколько случаев из оккультной практики доктора Джона Сайленса

— Вы не испытываете страха, я знаю.

— Конечно, нет. Чего мне бояться?

— Поэтому, если вы согласитесь потакать мне сейчас, я… я никогда больше, до конца моих дней, не обращусь к вам ни с одной глупостью, — заверила она благодарно.

Мне оставалось лишь повторить:

— Я вам обещаю.

Джоан развернула каноэ к лежащей в четверти милях от нас лагуне и начала быстро грести; но пару минут спустя вновь замерла, так что было слышно, как с весла капала вода, и посмотрела на меня долго и пристально:

— А вы сами ничего ночью не слышали?

— Ночью я никогда ничего не слышу.

— Например, этого гнетущего душу воя, — продолжала девушка, явно решив выговориться. — Сначала он доносится откуда-то издали, потом начинает приближаться, подступая вплотную к нашему лагерю.

— Нет, не слышал.

— Я иногда думаю, что он мне снится.

— Очень вероятно, что так оно и есть, — ответил я без сочувствия в голосе.

— Вы, значит, думаете, что отец его тоже не слышал?

— Да. Иначе он бы мне сказал.

Казалось, ей стало чуточку легче.

— Ну, мама-то точно не слышала, — пробормотала девушка про себя, — она никогда ничего не слышит.

Две ночи спустя я очнулся от глубокого сна: тишину разорвал страшный, пронзительный крик. Не прошло и десяти секунд, как я, полуодетый, выскочил из палатки.

Крик резко оборвался, но я знал, откуда он доносился, и побежал со всей скоростью, которую позволяла мне развить темнота, к палаткам женщин; уже подбегая, услышал сдавленные рыдания. Это был голос Джоан. В каком-то невообразимом одеянии из своей палатки выскочила миссис Мэлони и попыталась зажечь фонарь. В тот же миг позади меня послышались другие голоса, и показался задыхающийся, едва одетый Тимоти Мэлони, в руках у него тоже был фонарь, но он погас, так как прелат задел им о дерево.

Рассвет лишь занимался, с моря дул холодный ветер, тяжелые черные тучи плыли совсем низко.

Сцену всеобщего смятения легче вообразить, чем описать. Испуг, вопросы, сдавленные рыдания. Шелковая палатка Джоан была разорвана, а сама девушка находилась в состоянии, граничащем с истерикой. Слегка успокоившись, ободренная нашим шумным присутствием — она ведь была не робкого десятка, — Джоан взяла себя в руки и попыталась объяснить, что произошло. Бессвязные слова, лихорадочно слетавшие в губ девушки, здесь, на дикой островной гряде, в минуты, когда ночь уже прошла, а утро еще не наступило, казались особенно впечатляющими и убедительными.

— Что-то толкнуло меня… Я проснулась… — бормотала она, и голос ее все еще был осиплым и прерывистым от пережитого ужаса. — Какое-то существо напирало снаружи на стенку палатки, я чувствовала его сквозь материю. Оно так же, как и раньше, принюхивалось и скребло землю. Палатка ходила ходуном, словно от порывов ветра. И дыхание — очень громкое, очень тяжелое дыхание. Потом вдруг резкий звук разрывающейся ткани… В стене зияла прореха… в дюйме от моего лица…

Далее, по ее словам, она выскочила из палатки и что есть мочи закричала, думая, что зверь проник внутрь. Джоан утверждала, что не видела и не слышала ничего, похожего на звуки, которые издает убегающее под покровом ночи животное.

Этот краткий отчет, казалось, всех нас парализовал. У меня до сих пор стоит перед глазами группа полуодетых людей, ветер треплет волосы женщин, Мэлони вытягивает шею и прислушивается, а его жена, задыхаясь, с открытым ртом стоит, прислонившись к сосне.

— Пойдемте к навесу и разожжем огонь, — предложил я.

Мы все были едва одеты и тряслись от холода. В этот момент, завернутый в одеяло и с ружьем в руках, появился заспанный Сангри.

— Опять тот же самый пес, — опережая его расспросы, кратко объяснил Мэлони. — Он был у палатки Джоан и разорвал ее. Просто ужас! Надо что-то делать. — Он продолжал бормотать про себя что-то бессвязное.

Сангри сжал ружье и быстро огляделся в темноте. Я видел, как в мигающем свете фонарей сверкали его глаза. Он сделал движение, будто собирался преследовать и убить неизвестного зверя. Затем взгляд его упал на девушку — она лежала на земле, свернувшись клубочком, и закрывала лицо руками, — и его черты исказила дикая ярость. В тот миг он не побоялся бы пойти на дюжину львов с одной лишь тросточкой, и опять мне пришелся по душе его гнев, его самоконтроль и безграничная преданность.

Но я отговорил его от бесполезной погони вслепую.

— Пойдемте, Сангри, лучше помогите мне разложить огонь, — сказал я, считая к тому же необходимым избавить девушку от нашего присутствия.