Рэй Брэдбери: Странствия

— На голос матери Сеси! Вы говорите ее голосом!

— Правда?

— Так вот вы в ком! Сеси поменяла вас местами, как Ральфа и Байона! Теперь я не могу подавать вам свою жалобу! Из этого ничего не выйдет!

— Да, пожалуй, не выйдет, — безжалостно согласился шериф.

— Семья переиграла меня! — взвыл дядя Джон.

— Похоже на то, — заметил шериф и, послюнив карандаш, принялся разгадывать новый кроссворд. — Ну что ж, всего хорошего, Джон Эллиот.

— А?

— Я сказал, всего хорошего.

— Всего хорошего. — Джон замер у стола, напряженно прислушиваясь. — Вы слышите?

Шериф тоже прислушался.

— Кузнечики?

— Нет.

— Лягушки?

— Нет, — сказал дядя Джон. — Колокола. Просто колокола. Церковные колокола. Колокола, которых такие, как я, не могут выносить. Церковные колокола.

Шериф прислушался.

— Нет. Не слышу ничего такого. И, кстати, придержите дверь, когда будете выходить. Она очень громко хлопает.

Дверь в спальню Сеси была открыта настежь. Через мгновение дядя Джон был уже внутри, пересек комнату. Тело Сеси лежало на постели — немое, неподвижное. Джон отчаянно сжал руку Сеси. За спиной у него появилась мать девушки.

Она подбежала к нему и стала колотить его по спине и плечам, пока он не отпустил Сеси и не упал. Мир был полон колокольного звона.

В глазах у Джона потемнело. Он ослеп. Ощупью, то кусая губы, то разжимая зубы, чтобы сделать судорожный вдох, он нашел мать Сеси. Глаза его изливались на щеки потоками слез.

— Пожалуйста, пожалуйста, скажите ей, чтобы вернулась домой! — молил он. — Я сожалею! Я больше никому не причиню зла!

Мать закричала сквозь колокольный звон:

— Спускайся и жди ее внизу!

— Я не слышу тебя! — еще громче в ответ закричал Джон. — Моя голова… — Он зажал ладонями уши. — Так громко… Так громко… Я не могу это выносить. — Он, покачиваясь, встал на колени. — Если б я только знал, где Сеси…

Буднично, не рисуясь, он достал складной нож и раскрыл его.

— Я больше не могу… — сказал Джон.

И прежде чем мать успела двинуться с места, он повалился на пол с ножом в сердце. Кровь текла у него изо рта, стопы лежали одна на другой, как у тряпичной куклы, один глаз закрыт, другой — вытаращен и бел.

Мать склонилась над ним.

— Мертв, — прошептала она по прошествии некоторого времени. — Выходит… — не веря себе самой, пробормотала она, поднимаясь и отступая от лужи крови. — Выходит, он наконец-то мертв.

Она с тревогой огляделась по сторонам и громко позвала:

— Сеси! Сеси, вернись домой, доченька, ты мне нужна!

Тишина. В комнате немного потемнело, солнечные лучи уже не были такими яркими.

— Сеси, доченька, возвращайся домой!

Губы мертвеца зашевелились. Высокий чистый голос сорвался с них:

— Я здесь! Я здесь уже много дней! Я была тем страхом, что жил внутри его. А он так и не догадался. Скажи отцу. Может, теперь папа перестанет считать меня обузой…

Мертвые губы замерли. Мгновение спустя тело Сеси, лежащее на кровати, перестало быть ватным. Словно чулок наконец-то натянули на ногу. Тело снова стало обитаемым.

— Ужин, мама, — сказала Сеси, поднимаясь с постели.