С. Браун: Живые зомби

Теду далеко за пятьдесят, но больше тридцати ему не дашь. За последние пять лет он сделал подтяжку лица, шеи, убрал второй подбородок и брюшко. Пять дней в неделю он пыхтит в спортзале, одевается исключительно в «Гэп» и «Эдди Бауэр», а седину густой шевелюры — собственной, не пересаженной! — закрашивает темнокаштановым тоном. В левом ухе он носит золотую серьгу — подарок к полтиннику себе любимому.

Все это я узнал от него за предыдущие пять сеансов. Похоже, Тед меня совершенно не стесняется. А может, просто считает, что хоть кому-то из нас двоих надо поддерживать разговор.

С плакатной улыбкой на лице он ждет ответа на свой вопрос. На маркерной доске царапаю: « Изумительно». Доска лежит у меня на коленях. Тед расположился справа и чуть позади, чтобы читать ответы.

— Это сарказм, я правильно понимаю?

«Вы так думаете?» — царапаю я под первым ответом.

Закрепленный в углу автоматический освежитель воздуха шипит, и по комнате разносится аромат сирени. В первый мой визит освежителя не было.

— Тогда почему бы вам не признаться, как вы на самом деле себя чувствуете?

Я смотрю на Теда через плечо. Он натянуто, не разжимая губ, улыбается.

Как я на самом деле себя чувствую? Я бешу родителей, от меня отвернулись друзья, все общество настроено против… С их точки зрения, я больше не человек. Как, по-вашему, мне себя чувствовать?

Но сказать такое Теду нельзя. Не поймет. А если и поймет, ему нет до этого дела.

Я вытираю доску и пишу: «Отвергнутым».

— Хорошо, — кивает Тед. — Еще?

«Выброшенным за борт».

— Так. Это все?

«Разочарованным».

«Сломленным».

«Обездоленным».

«Неприкаянным».

«Полным ничтожеством».

Немного подумав, я все стираю и быстро пишу: «Я устал».

Жду ответа, а в ответ — тишина.

Тед не ушел — я вижу его через плечо. И не заснул — глаза у него открыты. И уж точно не умер — я слышу его дыхание.

Передо мной на стене висят Тедовы дипломы, свидетельства и грамоты. На электронном табло красным высвечены часы, минуты, секунды. Наблюдаю, как в тишине тянется время.

…тринадцать… четырнадцать… пятнадцать…

Такое случается каждый сеанс. Тед в полном недоумении, он понятия не имеет, чем мне помочь, а я просто сижу и смотрю, как одна за другой уходят секунды. Будто считаю, сколько осталось до Нового года, только не в обратном порядке. И предел не наступает никогда.

…двадцать пять… двадцать шесть… двадцать семь…

— Вы устали в физическом, эмоциональном или духовном плане?

Мы с Ритой, Хелен и Джерри идем с очередного собрания. С нами новый член группы, сорокапятилетний серфингист по имени Уолтер: пьяный, он ударился головой о доску и утонул. Тело не нашли, а двумя днями позже Уолтер в костюме для серфинга вышел из волны на пляже Санта-Крус с полными легкими морской воды и запутавшейся в волосах ламинарией.

— Чувак, — обращается к нему Джерри, — и как это — пробыть под водой два дня?

— Не знаю, чувак. — В глотке у Уолтера булькает вода. — Проснулся весь в морской капусте и никак не соображу, какого черта делаю внутри водяной кровати. Потом смотрю — на мне костюм для серфинга, а я в нем никогда в постель не ложусь.

Мог бы поклясться, что Джерри и Уолтер — братья, не будь я в курсе, что это не так.

— Сначала думал — сплю, — продолжает Уолтер. — Пока что-то не поползло у меня по спине.

— И что же это было? — интересуется Джерри.

— Трепанг, чувак. Такой, знаешь, бородавчатый.

— Мерзость.

— Во-во.

Обогнать их я не могу. Когда они слева, то я хотя бы почти ничего не слышу своим изуродованным остатком уха, однако по закону подлости один из них то и дело оказывается по правую сторону от меня.

Мы идем по стоянке и сворачиваем в проулок. Дорогу выбираем безлюдную, в духе Роберта Фроста [3] Роберт Фрост (1884–1963) — американский поэт, писал о нравственном кризисе современной цивилизации, трагической утрате живого, гармонии между человеком и природой, а также о беспредельном многообразии и конкретике жизни. . Мы вовсе не ищем приключений; главное, не потревожить живых. А это — одна из заповедей нежити.

Не тревожь живущих.

Не выходи из дому после комендантского часа.

Не занимайся некрофилией.

Не желай плоти ближнего твоего.

Есть и еще несколько — о почитании хранителей приютившего тебя и о воздержании от участия в актах гражданского неповиновения, — однако в большинстве своем это просто правила, которых надо придерживаться, чтобы сосуществовать с живыми. Зато они не обременены никакими запретами в отношении нежити. Ну, может быть, за исключением некрофилии. Что, впрочем, и так понятно.