Анастасия Павлик: Харизма

Рядом со 'Стеклянной Сосулькой' находится кинотеатр; ярко-оранжевые металлические лавочки, подобно апельсиновым цукатам на тарелке, разбросаны по вылизанному периметру; афиши вечером подсвечиваются снопами света. До кинотеатра рукой подать, но я ни разу не была там. Правило 'каждую пятницу я в театр' со мной не работает.

Областная администрация - следующая после кинотеатра. Напротив администрации - Фестивальная площадь, на которую выходит фасад пятизвездочной гостиницы 'Интурист'. От гостиницы по обе стороны проспекта тянется парад бутиков. Центр Зеро, такие дела.

Я оставила 'Форд' на подземной стоянке и вошла в вестибюль.

Пять дней в неделю 'Стеклянная Сосулька' напоминает жужжащий улей, чьи пчелы носят шарфы 'Гермес' и имеют безупречный загар из солярия. В выходные здесь уныло и пустынно. Редкая птица работает по субботам и воскресеньем. Я, например.

В лифт со мной вошли четыре человека. Женщина в пиджаке с отделанными атласом лацканами и в плиссированной юбке окинула меня быстрым взглядом, задержавшимся на обуви. Черт, забыла переобуться! Я вытрусила из пакета шпильки, присела и остервенело впилась пальцами в шнурки цвета фуксии. Женщина поморщилась, как если бы я продемонстрировала ей свою левую клешню во всей красе. Я бы могла, честное слово, но я не настолько ненавижу людей. Впихивая ногу в тесную туфлю, я задрала голову и сказала:

- Приветики! Как дела?

Женщина отвернулась.

Не прошу любить и жаловать.

Тем временем я стала выше на двенадцать сантиметров. Теперь во мне метр восемьдесят семь. Шпильки дают вам такую возможность. Пакет с кроссовками я скомкала и сунула в сумку.

На четырнадцатом этаже, помимо моего офиса, находится адвокатская контора и частное охранное предприятие 'Свобода'. С пижонами из адвокатской конторы я не контактирую, но сдружилась с владелицей 'Свободы'. Почти бегом (в моем случае - очень быстрым ковыляющим шагом) я направилась к двери с табличкой 'Реньи'. Более нелепого зрелища, чем спешащая по делам хромая девушка на высоких каблуках вам не сыскать даже на том свете с фонарем.

Прижимая к груди скоросшиватель, мне на встречу вышла Свобода собственной персоной. Как вы сами могли догадаться, охранное предприятие было ее детищем.

Благодаря каблукам я с ней одного роста. Свобода каблуки не носит.

- Эй, Реньи, сбавь скорость.

Каким-то образом я умудрилась на ходу пожать плечами.

- Просто не терпится приступить к работе.

- Трудоголик, - выплюнула она шутливо.

- У каждого свои недостатки.

- Тебе надо лечиться.

- Ты не первая, кто говорит мне об этом.

Свобода шлепнула меня по пятой точке скоросшивателем и рассмеялась звонким, переливчатым смехом.

Как-то она призналась: 'Очеловечивание дарит тебе иллюзию свободы. Я хочу сказать, настоящую свободу заменяет иллюзия. Здесь все так. В городской лагуне. Мастерски продуманный обман. Вместо сахара - сахарозаменитель, вместо солнца - солярий, вместо деревьев - фонарные столбы, вместо дюн - небоскребы. Здесь даже грезят с открытыми глазами'. Я спросила Свободу, нравилась ли ей жизнь в дюнах. Она ответила: конечно. Тогда я спросила: что насчет теперешней жизни? Она повторила: конечно.

Свобода была очеловеченной ламией. Два года назад я придержала для нее дверцы лифта, слово за слово, мы разговорились, и с тех пор дружим. Таких, как она, в Зеро можно пересчитать по пальцам. Ламии отличаются от людей небывалой грацией, и, осмелюсь сказать, экзотической красотой, поэтому почти все ее очеловеченные сородичи задействованы в сфере развлечений: радуют глаз со сцен ночных клубов, страниц глянца, телеэкранов.

Скользкий Ублюдок, как Свобода называет своего первого (и последнего) хозяина, хотел скосить на ней деньги. Она помнит, как состоялась их первая встреча: пред сверкающие очи Скользкого Ублюдка предстала клетка с шипящим, брызжущим слюной, бросающимся на прутья чудовищем. Свобода помнит всепоглощающее желание вырвать улыбающемуся коротышке горло. Однако уже в скором времени ее желания претерпели значительные метаморфозы. Ей больше не хотелось убивать все, что движется и, набив желудок, нежиться на раскаленных дюнах. Она училась есть при помощи вилки и ножа, расчесывать волосы, застегивать пуговицы, улыбаться. Очеловечивание делает такое с вами. Такая вот хрень.

Однажды Свобода призналась, что самым приятным открытием для нее оказалась способность облекать мысли в слова. Когда зуд под черепом становится невыносимым, то есть когда в голове роятся все эти мысли, она абстрагируется от действительности в Спортивном Клубе, плавая до тех пор, пока мышцы не начинает терзать усталость. К сожалению, мы редко ходим в Клуб вместе. Или к счастью. Мои спортивные успехи на ее фоне блекнут. Я неформат, поскольку даже пример Свободы меня нисколечко не мотивирует.