Кендари Блэйк: Анна, одетая в кровь

Сосредоточиться. За его плечом я вижу Анну, ее глаза почернели, а тело — сжалось, покрытое кровавым платьем. Рана на ее руке все увеличивается, а сама она лежит в маслянистой лужице в двух футах от нас. Она смотрит в пол с пустым выражением. Наверху я замечаю недавно запущенный диван и под ним выглядывающую пару ног. Я проглатываю образовавшуюся кровь во рту. Очень больно дышать.

А затем из ниоткуда появляется Амазонка. Кармел сбегает вниз по ступенькам, на полпути останавливаясь, а затем кричит. Чародей вовремя поворачивается, чтобы получить по роже алюминиевой битой, и это срабатывает, может быть, именно потому, что Кармел чересчур обозленная. От этого удара он опускается на колени, а она продолжает его избивать. Тот, кто думал, что у нее ничего не получится, глубоко ошибался, — она истинная королева бала.

Между тем я не теряю времени зря и засаживаю ему нож в ногу, отчего он воет, но ему удается освободить вторую руку и ухватится ею за ногу Кармел. Раздается слабый звук чихания, и я, наконец-то, становлюсь свидетелем, каким образом он раньше оставлял такие большие следы укусов на телах людей: большая часть его челюсти смещается, а затем он вонзает зубы в бедро Кармел.

— Кармел! — это раздается голос Томаса, пока он спускается вниз по лестнице. Он не успеет добраться до нее вовремя, чтобы уцелела ее нога, поэтому я бросаюсь на Чародея и скольжу ножом по его щеке. Клянусь, я увидел всю его челюсть. Кармел визжит и цепляется за Томаса, который пытается оттянуть ее от крокодила. Я проворачиваю еще раз ножом в его рте, моля Бога о том, чтобы в процессе я не задел Кармел, и он отпускает ее ногу со слабым чмоканьем. Весь дом дрожит от ярости.

И не только от его ярости. Потому что это не его дом. Он ослабеет. Я в достаточной степени нашинковал его, когда мы сошлись в беспорядочной битве. Ему удалось прижать меня, пока Томас тащит Кармел подальше от нас, поэтому он не видит того, что вижу я — зависшее в воздухе, капающее кровавое платье.

К сожалению, у него нет глаз, поэтому только я могу видеть удивление в ее глазах, когда она хватает его сзади и швыряет на перила, которые с треском рушатся. Моя Анна поднимается из лужи, одетая для сражения, с крутящимися волосами и черными венами, но рана на руке до сих пор кровоточит. С ней не все в порядке.

Находясь на лестнице, чародей медленно поднимается на ноги. Он смахивает с себя пыль и обнажает зубы. Не понимаю. Порез в боку, на лице и рана в ноге — они больше не кровоточат.

— Думаешь, сможешь меня убить моим же собственным ножом? — спрашивает он.

Я смотрю на Томаса, который снимает свою куртку и обматывает ею ногу Кармел. Если я не могу убить его своим ножом, тогда что мне делать? Существуют и другие способы уничтожить призрака, но здесь никто о них не знает. Я едва ли могу двигаться. Мне кажется, что в моей груди образовалась связка свободно болтающихся веток.

— Это не твой нож, — отвечает Анна. — После этой ночи он точно не будет твоим, — она смотрит на меня через свое плечо и немного улыбается.

— Я собираюсь вернуть его Касу.

— Анна, — начинаю я, но больше не знаю, что еще сказать. Пока я наблюдаю, пока мы все наблюдаем, она поднимает кулак и бьет по половицам, осколки и щепки которых крошатся и разлетаются во все стороны, не долетая до потолка. Понятия не имею, что она делает.

А затем я замечаю слабого красного свечения угольки. Выражение удивления на лице Анны сменяет счастливое облегчение. Она затеяла азартную игру. Она не представляла, что случится, если откроет ту дыру в полу, но теперь время настало, она обнажает зубы и изгибает пальцы крючком.

Чародей шипит, когда она идет вперед. Даже если она и слаба, ей все равно нет равных. Они обмениваются ударами. Ее голова вращается вокруг своей оси, когда он вновь бьет ее по ней, и все повторяется вновь. Мне нужно ей помочь, и не важно, что мои внутренние кости касаются легких. Я волочусь на животе. Как альпинист умело пользуется ножом, так и я бросаю его, и он соскальзывает на пол.

Когда дом начинает двигаться, в нем раздаются стоны тысячей досок и ржавых гвоздей. И те звуки, что они издают, ломаясь и треща, заставляют всё вокруг становиться таким плотным, и я вздрагиваю. Я удивлен, что доски не дробятся вдребезги на кровоточащие кусочки.

— Анна! — я настойчиво, но слишком слабо взываю к ней. Я не спешу вдыхать слишком много воздуха. Они, тем временем, продолжают бороться друг с другом с натянутыми гримасами на лицах. Она крутит им влево и вправо; он же рычит и дергает головой вперед. Затем она отступает и замечает меня, подползающего ближе к ним.