Брайан Стэблфорд: Карнавал разрушения

«Они, должно быть, немцы или англичане, — лихорадочно думал Анатоль, — но только не французы. Но какая разница, в конце концов, откуда все эти люди, если они не гнушаются столь грязным делом?»

Пока он произносил эти слова про себя, один из атакующих из первого ряда замер, издав жуткий крик, и в глазах его появилось выражение невообразимого ужаса. Это пробудило в Анатоле гордость. Еще бы, он вызвал такую реакцию в одном из слуг дьявол! Но человек отшатнулся в сторону, и стоявшие за его спинами увидели то, что заставило его кричать.

Анатоль понял: обычный человек со штыком в руках вряд ли способен так напугать кого-либо, вызвать неподдельный ужас. Он знал — чувствовал: что-то появилось за его спиной, но не смел даже подумать, что — ибо сам он находился на высоте около двадцати метров.

Простое любопытство заставило его обернуться. Он думал лишь взглянуть, не задерживаясь вниманием, дабы не терять из виду столпившихся преследователей, — и не сумел оторваться от зрелища.

Чувство нереальности происходящего заставило его ноги задрожать, пальцы впились в ствол винтовки.

Нечто перед ним достигало тридцати метров в высоту, туловище имело совершенно человеческие очертания, только конечности словно расплывались, но в чертах лица не было ничего человеческого. Увенчанное клювом, как у попугая, и фантастическим петушиным гребнем, с глазами, сверкающими, словно кошачьи — те же вертикальные зрачки, превратившиеся в узкие ленточки, только громадного размера.

Это было ожившее изображение одной из фигур с алтаря — словно спроецированное на экран кинематографа. Анатоль знал: происходящее — нереально. Не может быть реальным. Такие вещи не существуют в природе. Нет никакого дьявола, которому поклоняются еретики, никакого легиона падших ангелов, скорчившихся в темных подземных пещерах в ожидании, когда врата рая откроются второй раз. Пусть его враги тоже лицезреют оживший образ — все равно это иллюзия. Но и с этими мыслями Анатоль пытался поднять ружье, а монстр тем временем тянул к нему когтистую лапу.

«Я — машина, — сказал он себе. — Это все сон, спектакль, галлюцинация, трюк сценической магии…»

Демон дотянулся до него. Он ощутил, как громадная лапа обхватила его поперек туловища и без усилия подняла в воздух, вытаскивая из укрытия и поднося ближе к ярким, сверкающим глазам. Он знал: даже если выстрелит и будет удачлив, падение чудовища принесет смерть и ему, но все равно выстрелил в ближнюю цель.

На жутком лице не появилось ни малейшей царапины, хотя он не мог промахнуться. Будучи охвачен смертельным ужасом, он вспомнил: его второй выстрел — совершенно безупречный по технике исполнения — тоже не сумел причинить вреда телу англичанина, что величал себя Асмодеем.

«Все это сон, — думал он. — Он пройдет, слишком уж груба имитация реальности».

Лапа, державшая его, поднялась выше, и на секунду Анатолю показалось, что сейчас его швырнут на каменный пол — но не это стало завершением его участи. Чудовище смотрело на него и, несмотря на отсутствие рта, который мог бы улыбаться, в огромных зеленых глазах как будто блеснула усмешка.

«Он смеется надо мной! — подумалось Анатолю — Смеется над моим неверием! Но я прав. Этот несчастный не может отрицать своего неправдоподобия, невероятности войти в реальный мир смертных людей».

И, несмотря на то, что он находился прямо перед лицом демона, символизирующим ад как он есть, его неверие крепло. Мир по-прежнему оставался миром, каким был всегда, несмотря на фантазии церковников. Он захотел крикнуть: «Ну же, забери меня в свой ад, я плюну в лицо Сатаны!» — но времени на это не оставалось.

Когтистые пальцы, держащие его, начали сжиматься, один из них достиг горла Анатоля, перекрывая дыхание. Рана на голове, похоже, снова открылась, боль в ноге стала невыносимой.

«Где же Дева? — подумал он, хотя, скорее, то было ощущение, а не мысль. — Где же спасительница Франции, ведь она так нужна мне?»

В воздухе не пахло серой или дымом. Ощущались лишь запахи курений и горящих свечей — сладкие и едкие одновременно, а во рту стоял вкус дезинфицирующих средств. Он хотел сказать себе: «Я выполнил свою миссию! Я убил Антихриста Асмодея!» — но на это тоже не осталось времени.

Он упал, погружаясь в темноту, в Пустоту.

Земля была твердой, мокрой и ледяной. Стрелы смертельного холода вонзались в беспомощное тело. Оно стало таким тяжелым; он не мог пошевелить даже пальцем. Руки — словно наковальни, ноги — что древесные стволы. Темнота навалилась на него, как черная земля, сокрушая душу, если только ее можно сокрушить. И все же, когда грубые руки схватили его и перевернули на спину, он оказался легким, словно кукла-марионетка.