Рэй Брэдбери: И грянул гром: 100 рассказов

Вселенское одиночество.

Таких маленьких городов, как этот, хватает по всему свету. И каждый из них такой же погруженный во тьму, такой же одинокий и оторванный от мира, такой же трепещущий от страха и удивления. Скрипки, гнусаво выводящие минорные мелодии — вот их музыка. Здесь нет огней, но теней множество. О, это бескрайнее одиночество маленьких городков, прущее через край, как тесто из горшка! Их сырые овраги, полные тайн… Жизнь в них — это ужас, приходящий по ночам, когда рассудок, семья, дети, счастье — все может быть уничтожено в одночасье чудовищем-людоедом по имени Смерть, и неизвестно, откуда оно нанесет удар.

Мама снова начинает кричать в темноте.

Кэп! Капитан! — зовет она. — Кэп! Капитан!

И вдруг вы оба чувствуете — что-то не так. Что-то неладно. Ты напряженно прислушиваешься — и понимаешь, что именно.

Сверчки больше не стрекочут.

Глухая тишина.

Ты никогда еще не слышал, чтобы было так тихо. Чтобы не раздавалось ни единого звука. Почему умолкли сверчки? Почему? Отчего? Раньше они никогда не прекращали свой стрекот. Ни разу.

Значит… значит…

Что-то должно случиться.

Весь овраг замер в напряжении, собрал свои черные волокнистые щупальца в пучки, высасывая силу из всей округи, из спящих домов предместий, из мокрых от росы лесов и лощин, из покатых холмов, где собаки поднимают морды к луне… Великая тишина стекается, чтобы собраться в одном месте — вокруг тебя. В ближайшие мгновения что-то случится… что-то случится. Сверчки по-прежнему держат паузу, звезды нависли так низко, что кажется — протяни руку и коснешься, стряхнешь с них чешуйки блестящей краски. Звезд — сонмища, и они раскаленные, колючие.

Все плотнее и плотнее тишина. Все больше и больше напряжение в воздухе. Господи, как темно, как далеко отовсюду… Господи…

И вдруг, далеко-далеко, на другом конце оврага, раздается:

Мама, все нормально! Я уже иду, мама!

И снова:

Мам, это я! Я уже иду!

Мягко и быстро стучат по дну оврага теннисные туфли, появляются трое мальчишек. Они бегут и хохочут. Твой брат Капитан, Чак Редман и Авги Барц. Бегут и хохочут.

Звезды поспешно убираются обратно на небо, словно миллионы испуганных улиток втянули в себя рожки.

Сверчки стрекочут!

Темнота отступает — оглушенная, ошарашенная, затаившая злобу. Отступает, растеряв аппетит, ведь ей так грубо помешали, когда она совсем уже собралась пообедать. Темнота откатывается назад, как морская волна, и из нее выскакивают трое смеющихся мальчишек.

Привет, мам! Привет, Шортики!

Все хорошо, от Кэпа пахнет Кэпом: потом, травой и кожей бейсбольной перчатки, которую он смазывает маслом.

Молодой человек, вы заслужили хорошую порку! — громко говорит мама.

Она отбросила мгновенно свой страх. Ты знаешь, что она никому не расскажет о нем. Никогда. Но будет прятать страх в глубине души до конца жизни. Как и ты.

Вы возвращаетесь домой. Стоит теплый летний вечер. Ты рад, что Капитан жив. Очень рад. На миг ты уже испугался, что…

Вдали по залитой тусклым лунным светом земле идет поезд. Проносится по мосту и ныряет в долину и пронзительно свистит, будто заблудившаяся огромная металлическая тварь, безымянная, вечно куда-то спешащая. Ты идешь домой, где тебя ждет теплая постель. Ты дрожишь. Рядом шагает брат, а ты слушаешь поезд и думаешь о двоюродной сестре, которая жила за городом, там, где сейчас идет поезд. Сестра умерла от воспаления легких, когда ей было девять. Умерла несколько лет назад. Ты вдыхаешь запах пота, который исходит от Кэпа. И происходит чудо. Ты больше не дрожишь. Мама включает в доме свет, и ты слышишь шаги на дорожке. На крыльце раздается покашливание, и это покашливание тебе знакомо.

Это папа, — говорит мама.

Да, это папа.

1947

The Night [5] Впервые опубликован в журнале Weird Tales, в июле 1946-го

© Перевод Н.Аллунан

«Возвращение» — рассказ завлекательный, потому что я писал его для «Таинственных историй» — в те дни я был у них одним из «главных» авторов. Я дорос до 20 долларов за рассказ, мне светило богатство, раньше мне платили по полцента за слово, теперь — по пенни. Я написал этот рассказ, отослал его издателям, и они его ВЕРНУЛИ: сказали, такой нам не нужен, он не похож на традиционные рассказы о привидениях. [Я послал] рассказ в «Мадемуазель» — они ответили телеграммой: такой рассказ не подходит нашему журналу, а потому мы изменим под него журнал. Они сделали выпуск, посвященный Хеллоуину, пригласили и других писателей; Кей Бойл написала статью, Чарлз Аддамс согласился сделать иллюстрацию на целый разворот. Это помогло мне войти в литературное сообщество Нью-Йорка: мой рассказ нашел в самотеке «Мадемуазели» Трумен Капоте. Курьер как-никак.