Павел Амнуэль: Клоны

— Это я с миссис Гановер, — сказала Лайма. — Мы с ней иногда так переговариваемся — я у окна, она внизу, в садике. Она умеет читать по губам — я научила.

— Вот как….

— Она говорит, что тебе будет трудно со мной.

— Почему?

Лайма отошла от окна, прошла на кухню, сказала оттуда:

— Она знает, что ты русский.

— Ну и что? — удивился Леонид. — Какая…

Он вспомнил и это. Господи… Ему придется уехать. Виза только до конца месяца. Шеф с Витей и Реной улетают сегодня.

Он не сможет без Лаймы. Он никогда без нее не мог. С детства — с первой встречи. Он прилетел в Ниццу с экскурсией из Москвы, а Лайма с такой же школьной экскурсией из Ваймеа. Ваймеа… Будто в сказочной стране. Он нырял, и однажды, вынырнув, увидел рядом девичью головку, прозрачная шапочка не скрывала копну черных, как космос, волос. Он не умел знакомиться, боялся показаться навязчивым, нелепым и, главное, не остроумным.

«Вы, — сказал он, — из какой школы?»

«Я из Ваймеа, это на Гаваях, ты не знаешь, у тебя, наверно, плохо с географией».

Он смутился и хлебнул соленой воды.

«Ну что ты, — сказала она, — давай поплывем к берегу и познакомимся заново».

Так это было. Они лежали на мелкой гальке, смотрели на пересекавший ярко голубое небо белый и почти невидимый штрих-пунктир орбитального кольцами говорили, говорили… Никогда прежде он столько не молол языком. Не вообще, а с девушкой, которая ему безумно нравилась.

Когда нужно было разъезжаться (школьный автобус Лаймы улетал в Париж — старшеклассников везли осматривать Лувр и Музей Кали, а Леонид возвращался домой, его экскурсия закончилась), они обменялись адресами и кодами и долгие месяцы смогли прожить друг без друга. Конечно, письма, разговоры по стерео, были и ночи вдвоем, когда им удавалось встретиться на пару часов в нейтральной зоне — то на Камчатке, то на Кубе, где были юношеские лагеря с прямым подключением.

А после школы…

Он не хотел вспоминать их размолвку, ему казалось, что все между ними кончено, у Лаймы появился поклонник, с которым она…

— Ты и Том, — сказал Леонид.

Лайма поставила на столик закипевший чайник, разложила салфетки, разлила по чашкам заварку, положила дольки лимона — очень старательно, не глядя на Леонида.

— Ты и Том… — повторил он.

— Пожалуйста, — сказала Лайма, — не надо. Ты спас Тома — там.

— Там… — повторил Леонид. Ему с трудом удавалось разделить воспоминания. Он спас Тома. «Коринф» вернулся. Корабль был не на ходу, двигатели сдохли, когда звездолет переместился во вселенную-клон. Том Калоха вернулся, и Леонид видел его могилу на кладбище Ваймеа, потому что Том разбился на грузовике.

— Наташа, — сказал Леонид.

— Твоя жена? — подняла брови Лайма.

— Послушай, — торопливо, сказал он. — Я разведусь. Мы с ней давно чужие люди. Я разведусь и вернусь. Нам нельзя друг без друга.

— Да, — кивнула Лайма, доливая в чашки кипяток из чайника.

— Я разведусь, — повторял Леонид, как мантру.

— Лео, — сказала Лайма, — пей чай, остынет. Тебе нужно ехать.

Она опять говорила по-английски.

— Твою жену зовут Натали, — слишком спокойно, чтобы Леонид смог обмануться, сказала Лайма. — И ты не вернешься, потому что…

В гостиной заиграла приглушенная мелодия Моцарта.

— Тебя. — Голос Лаймы звучал ровно. — Это Натали, ответь.

Она отвернулась к окну и поднесла к губам чашку. Мобильник Леонид обнаружил в кармане куртки, небрежно брошенной на валик дивана.

— Леня, — голос Наташи. — Как ты там? Что-то я забеспокоилась, вот решила позвонить, дорого, но я на минуту, у тебя все в порядке, мне сказали, вы сегодня летите домой, Папа поменял билеты, ты знаешь, вас показывали в новостях, не вас-вас, а обсерваторию, телескопы Кека, я тебя высматривала, но не увидела, а почему ты не отвечаешь на мейлы, третий день уже, я забеспокоилась и вот решила… у тебя все в порядке?

Бесконечная лента слов.

— Да, — выдавил Леонид. Оглянулся на Лайму, прижал аппарат к уху. — Все в порядке.

— Тебя встречать в Москве?

— Да, — сказал он. — Нет.

Нужно было сказать «нет» два раза. Почему он…

— Хорошо, — сказала Наташа. — Я тебя люблю.

Он не слышал от жены этих слов уже лет… сколько же… в последний раз, когда были на юбилее Ургента… возвращались пешком через Измайловский парк, лето, теплынь, они остановились под деревом, будто покрывалом отгородившим их от мира, и начали целоваться, будто в первый раз… я тебя люблю… я тебя люблю… оба шептали одно и то же… да, в последний раз, больше ничего такого… Почему сейчас?